1984

Они осушили бокалы, и уже через секунду Джулия поднялась, чтобы уйти. О’Брайен взял маленькую коробочку с верха шкафчика, достал оттуда плоскую белую таблетку и велел Джулии положить ее под язык. Важно, объяснил он, чтобы не пахло вином: лифтеры очень наблюдательны. Как только дверь за ней захлопнулась, он тут же, казалось, забыл о существовании девушки. Он снова прошелся взад и вперед и затем остановился.

– Надо еще кое о чем договориться, – сказал он. – Я полагаю, у вас есть какое-то тайное место?

Уинстон рассказал о комнате над лавочкой мистера Чаррингтона.

– Пока пойдет. Позже мы организуем для вас что-то другое. Важно почаще менять убежища. А еще я как можно скорее пришлю вам экземпляр КНИГИ. – О’Брайен, как заметил Уинстон, даже произносил это слово так, будто оно написано заглавными буквами. – Вы понимаете, книги Гольдштейна. Может быть, на днях, я как раз получу ее. Вы, наверное, догадываетесь, что экземпляров ее немного. полиция мыслей охотится на них и уничтожает почти так же быстро, как нам удается выпускать их. Но это практически не имеет значения. Книгу нельзя уничтожить. Если пропадет последний экземпляр, мы сможем воспроизвести ее слово в слово. Вы ходите на работу с портфелем?

– Как правило, да.

– Как он выглядит?

– Черный, очень потертый. С двумя застежками.

– Черный, с двумя застежками, очень потертый – понятно. Однажды, довольно скоро, но дату я не могу назвать, одно из утренних заданий будет содержать опечатку, и вы попросите повтор. На следующий день вы придете на службу без портфеля. И в какое-то время, в течение дня, на улице человек тронет вас за руку и скажет: «Вы, кажется, уронили портфель». В нем и будет экземпляр книги Гольдштейна. В течение двух недель его нужно вернуть.

Он помолчал.

– Через пару минут вам нужно идти, – сказал О’Брайен. – Мы встретимся снова…Если нам суждено снова встретиться…

Уинстон поднял на него глаза:

– Там, где нет темноты? – спросил он робко.

О’Брайен кивнул, не выказав и малейшего удивления.

– Там, где нет темноты, – подтвердил он, будто понял намек. – Да, кстати, вы ничего не хотите сказать до того, как уйдете? Какое-нибудь сообщение? Или вопрос?

Уинстон задумался. Вроде бы ему нечего больше спрашивать. Еще меньше хотелось произносить высокопарные и банальные фразы. И вместо того, чтобы поинтересоваться у О’Брайена о чем-то, имеющем прямое отношение к нему или Братству, он вдруг мысленно увидел совмещенную картину-видение темной спальни, где провела последние дни его мать, и маленькой комнатки над магазинчиком мистера Чаррингтона, стеклянного пресс-папье и гравюры на стали, оправленной в раму из розового дерева. И он вдруг почему-то сказал:

– А вам случайно не приходилось слышать одно старое стихотворение, которое начинается так: «Апельсины и лимоны – слышатся Клемента звоны»?

И снова О’Брайен кивнул. И с обычной для него серьезной учтивостью закончил строфу:

Апельсины и лимоны – слышатся Клемента звоны,
Колокол Сент-Мартина требует три фартинга.
«А заплатишь мне ли?» – зазвенел Олд-Бейли.
«Выставлю вам магарыч», – раззвонился вдруг Шортдич.

– Вы знаете последнюю строчку! – воскликнул Уинстон.

– Да, я знаю последнюю строчку. Но сейчас, боюсь, вам пора уходить. Я хотел бы вам тоже таблетку дать.

Когда Уинстон встал, О’Брайен протянул ему руку. Пальцы Уинстона хрустнули от крепкого рукопожатия. Шагнув за порог, Уинстон обернулся, но О’Брайен, видимо, уже обдумывал что-то другое. Он ждал, держа руку на кнопке, включавшей телеэкран. За его спиной виднелся письменный стол с зеленой лампой на нем, диктопис и проволочные корзинки, доверху заполненные бумагами. Действие завершилось. Уинстону пришло в голову, что через полминуты О’Брайен вернется к делам, к важной работе на благо Партии.

Глава 9

Уинстон от усталости ощущал себя студнем. Студень – подходящее слово. Оно вдруг почему-то пришло ему в голову. Ему казалось, что он похож на желе не только из-за слабости, но еще и из-за полупрозрачности. Подними он сейчас руку – и через нее можно на свет смотреть. Огромная нагрузка на работе высосала из него кровь и лимфу, оставив лишь хрупкое сплетение нервов, кости и череп. Все ощущения стали намного резче и сильнее. Комбинезон натирал плечи, тротуар раздражал ступни, и даже сгибание требовало таких усилий, что хрустели суставы.