1984

Океания находится в состоянии войны с Истазией: Океания всегда воевала с Истазией. Большая часть политической литературы, выпущенной за пять лет, сейчас совершенно устарела. Отчеты и доклады всех видов, газеты, книги, памфлеты, фильмы, музыкальные произведения, фотографии – все надлежало исправить с быстротой молнии. Хотя никаких директив не выпустили, стало известно, что руководители Департамента хотят в течение одной недели уничтожить всяческие упоминания о войне с Евразией или союзе с Истазией. Работы выше крыши – особенно потому, что связанные с этим процессы нельзя было называть своими именами. Всем в Департаменте документации приходилось работать по восемнадцать часов в сутки с двумя трехчасовыми перерывами для сна. Из подвалов притащили матрасы и положили их в коридорах; официанты из столовой развозили на тележках еду – сэндвичи и кофе «Победа». Каждый раз, уходя на короткий перерыв для сна, Уинстон старался очистить стол от бумаг, но каждый раз, приползая обратно со слипающимися глазами и болью во всем теле, он обнаруживал очередную кучу бумажных рулонов, покрывающих стол, как снежный занос, наполовину заваливших диктопис и даже валяющихся на полу; так что первым делом всегда приходилось складывать бумаги в более или менее аккуратные стопки, дабы освободить себе рабочее место. А хуже всего то, что работу никоим образом нельзя было назвать чисто механической. Часто было достаточно заменить одно имя другим, но все подробные отчеты о событиях требовали внимания и творческого подхода. Важными оказывались и приличные географические знания, когда нужно было перенести войну из одной части мира в другую.

На третий день глаза болели невыносимо, и Уинстону приходилось постоянно протирать очки. Все это напоминало борьбу с непосильной физической работой – с чем-то таким, от чего ты можешь отказаться и что ты, несмотря ни на что, из-за нервного азарта хочешь довести до конца. Когда он вдруг ненадолго приходил в себя, то не волновался о том, что каждое слово, сказанное им в диктопис, каждый штрих чернильного карандаша на бумаге являлись намеренной ложью. Как и все в Департаменте, он беспокоился лишь о том, чтобы подделка была идеальной. Утром на шестой день поток бумажных рулонов заметно уменьшился. Вот уже целых полчаса ничего не вываливается из трубки; потом один сверток, и все. И повсюду в этот момент работа пошла на спад. По Департаменту пронесся глубокий и отчасти затаенный вздох. Великий подвиг, о котором, конечно, не упоминалось, свершился. И сейчас ни один человек не мог бы доказать с помощью документальных свидетельств, что когда-то шла война с Евразией. В двенадцать ноль-ноль неожиданно объявили, что все работники Министерства свободны до завтрашнего утра. Уинстон, в чьем портфеле до сих пор лежала книга (портфель стоял у него в ногах, пока он работал, и Уинстон клал его под голову, когда спал), отправился домой, побрился и едва не уснул в ванне, хотя вода была чуть теплая.

Блаженно хрустя суставами, он поднялся по ступенькам в помещение над магазинчиком мистера Чаррингтона. Он устал, но спать больше не хотелось. Он открыл окно, зажег маленькую грязную керосинку и поставил кипятиться воду для кофе. Джулия должна вот-вот прийти, а пока у него есть книга. Он устроился в старом кресле и расстегнул замки на портфеле.

Толстый черный том в самодельном переплете заглавия на обложке не имел. Печать тоже выглядела слегка неровной. Обтрепанные по краям страницы раскрывались легко – книга прошла через множество рук. Титульный лист гласил:

Эммануэль Гольдштейн

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ОЛИГАРХИЧЕСКОГО КОЛЛЕКТИВИЗМА

Уинстон начал читать:

Глава I

Незнание – сила

На протяжении всей зафиксированной письменно истории, а вероятно, уже с конца неолита в мире существовали люди трех типов: Высшие, Средние и Низшие. От века к веку они делились на группы по различным основаниям, по-разному именовались, различались количественно, равно как и их отношениями друг с другом, но структура общества по сути своей всегда оставалась неизменной. Даже после огромных переворотов и, казалось бы, необратимых изменений, снова возникала все та же модель – как гироскоп, возвращающийся в прежнее положение, куда бы его ни толкали.

Цели этих групп совершенно несовместимы…