1984

– Мы жрецы власти, – сказал он. Бог есть власть. Но сейчас власть в ваших размышлениях – это всего лишь слово. Пора вам понять, что означает власть. Первое, что вам следует осознать, это то, что власть – вещь коллективная. Индивид обладает властью лишь настолько, насколько он перестал быть индивидом. Вы знаете лозунг Партии: «Свобода – это рабство». А вам не приходило в голову, что слова можно поменять местами? Рабство – это свобода. Один – свободный – человек всегда терпит поражение. Так и должно быть, поскольку каждое человеческое существо обречено на смерть, что есть величайший его недостаток. Но если ты способен полностью, не задавая лишних вопросов, подчиниться, если ты можешь расстаться со своей индивидуальностью и раствориться в Партии, будто ты и ЕСТЬ Партия, то ты всемогущ и бессмертен. Во-вторых, вам нужно понять, что власть есть власть над человеческими существами. Над их телами, но, более всего – над умами. Власть над материей – над внешней реальностью, как вы бы это называли, – не важна. Мы уже полностью контролируем материю.

На мгновенье Уинстон перестал обращать внимание на шкалу. Он сделал нечеловеческое усилие, пытаясь сесть, но добился лишь того, что его тело скрутила боль.

– Как вы можете контролировать реальность? – выкрикнул он. – Вы не можете управлять даже климатом и силой притяжения. А еще есть болезни, боль, смерть…

О’Брайен жестом приказал ему замолчать.

– Мы контролируем реальность, поскольку мы контролируем разум. Реальность находится под черепом. Вы постепенно узнаете это, Уинстон. Нет ничего, что нам не подвластно. Невидимость, левитация – мы все можем. Стоит мне захотеть – я поднимусь над полом, ровно мыльный пузырь. А я этого не хочу, потому что Партия этого не хочет. Вам нужно избавиться от идей девятнадцатого века относительно законов природы. Мы создаем законы природы.

– Нет, не создаете! Вы даже не хозяева этой планеты. Как насчет Евразии и Истазии? Вы их еще не завоевали.

– Неважно. Завоюем, когда сочтем нужным. И даже если не сделаем этого, что изменится? Мы можем вычеркнуть их из существования. Океания – это весь мир.

– Но сам мир лишь частичка пыли. И человек такой крошечный… беспомощный! Сколько времени он существует? Миллионы лет назад Земля была необитаема.

– Чепуха. Земле столько же лет, как и нам, не больше. Как она может быть старше? Ничто, кроме человеческого сознания, не существует.

– Но в горных породах полно костей вымерших животных: мамонтов, мастодонтов и огромных рептилий, – которые жили здесь задолго до первых упоминаний о человеке.

– А вы когда-нибудь видели эти кости, Уинстон? Конечно, нет. Их придумали биологи, жившие в девятнадцатом веке. После человека, если он когда-нибудь закончит свое существование, вообще ничего не будет. Ничего нет вне человека.

– Вне нас целая Вселенная. Посмотрите на звезды! Некоторые из них находятся в миллионе световых лет от нас. Нам никогда их не достичь.

– Что такое звезды? – равнодушно спросил О’Брайен. Искорки. Находящиеся в нескольких километрах отсюда. Если мы захотим, то доберемся до них. Или сможем их погасить. Земля есть центр Вселенной. А Солнце и звезды вертятся вокруг нее.

Уинстон сделал еще одно непроизвольное движение. На этот раз он ничего не сказал. О’Брайен продолжал, словно отвечая на его возражения:

– Конечно, для определенных целей это неприменимо. Когда мы бороздим океан, или когда предсказываем затмение, нам чаще всего удобнее предполагать, что Земля вращается вокруг Солнца и что звезды находятся в миллионах и миллионах километров отсюда. Но и что из этого? Вы полагаете, что разработка двойной астрономической системы за пределами наших возможностей? Звезды могут быть близкими и далекими – в соответствии с нашими потребностями. Вы полагаете, наши математики не справятся с этим? Вы забыли о двоемыслии?

Уинстон откинулся на кровать. Что он ни скажи – быстрый ответ сокрушает его, точно дубинка. И все же он знал, он ЗНАЛ, что был прав. Убеждение, что ничего не существует вне твоего сознания… Наверняка ведь должен быть способ показать, что это неправда? Разве давным-давно не было доказано, что это заблуждение? У этой теории есть и свое название, только он его забыл. Слабая улыбка тронула уголки губ О’Брайена, когда он бросил взгляд на Уинстона.

– Я говорил вам, Уинстон, – произнес он, – что метафизика не ваш конек. Слово, которое вы сейчас пытаетесь вспомнить, – это солипсизм. Но вы ошибаетесь. Это не солипсизм. Если хотите, коллективный солипсизм. Это совершенно иное: фактически, это противоположное понятие. Все это уклонение от темы, – прибавил он другим тоном. – Реальная власть, власть, за которую нам приходится бороться день и ночь, – это не власть над вещами, а власть над людьми.

Он помолчал, затем на мгновенье снова принял вид директора школы, который разговаривает с подающим надежды учеником:

– Как один человек доказывает свою власть над другим, Уинстон?

Уинстон подумал.

– Заставляя его страдать, – ответил он.