1984

И они поспешили обратно на лужайку, не обращая внимания на треск сухих сучьев под ногами. Стоило же оказаться в кольце молодой поросли, как она повернулась к нему. Оба дышали часто, но в уголках ее рта вновь играла улыбка. И да! – все было почти так, как во сне Уинстона. Почти так же порывисто, как ему и виделось, девушка сорвала с себя одежду, а когда отшвырнула ее в сторону, то именно тем бесподобным жестом, который, казалось, отправлял в небытие всю цивилизацию. Тело ее ослепительно белело на солнце. Какое-то время Уинстон на него не смотрел: не мог отвести глаз от веснушчатого лица с легкой, дерзкой улыбкой. Уинстон опустился перед ней на колени и взял ее за руки.

– У тебя прежде такое бывало?

– Конечно. Сотни раз… ну, по крайности, множество раз.

– С партийцами?

– Да, всегда с членами Партии.

– И с членами Центра Партии?

– Нет, только не с этими свиньями! Хотя среди них полно таких, кто при случае своего не упустит. Не такие уж и святоши, какими выставляются!

Сердце Уинстона забилось чаще. Она занималась этим много раз, ему хотелось, чтобы счет шел на сотни, на тысячи! Все, что свидетельствовало о развращенности нравов, наполняло его безумной надеждой. Кто знает, может, Партия давно прогнила и культ усердия и самоотречения – мишура, скрывающая порок. Если бы он мог заразить их всех проказой или сифилисом, то сделал бы это с превеликой радостью! Лишь бы они гнили, слабели, распадались на части!

Уинстон потянул ее вниз, и они оказались на коленях лицом к лицу.

– Послушай, чем больше мужчин у тебя было, тем больше я тебя люблю! Понимаешь?

– Да, вполне.

– Ненавижу чистоту, ненавижу праведность! Пусть добродетель исчезнет вовсе! Я хочу, чтобы все были развращенными до мозга костей.

– Тогда я подхожу тебе, милый. Я как раз такая!

– Ты любишь этим заниматься? Не только со мной, я про сам процесс…

– Обожаю!

Именно это он и хотел услышать. Не любовь к одному человеку, а животный инстинкт, примитивное, незамысловатое желание. Именно эта сила способна разорвать Партию на части. Он напрягся, тело девушки вжалось в траву, среди рассыпавшихся диких гиацинтов. На этот раз ему не мешало ничто… Наконец их дыхание выровнялось, они отпрянули друг от друга в приятной истоме. Солнце припекало жарче. Обоим хотелось спать. Уинстон потянулся к сброшенной одежде и прикрыл девушку комбинезоном.

Через полчаса он проснулся, сел и принялся разглядывать веснушчатое лицо Джулии, все еще мирно дремавшей, подложив ладонь под щеку. Красавицей ее не назовешь, разве что губы… Если присмотреться, то вокруг глаз уже заметны морщинки. Короткие волосы необычайно густые и мягкие. Он спохватился, что не знает ни ее фамилии, ни где она живет.

Молодое, здоровое тело, такое беспомощное во сне, пробудило в нем жалость и желание защитить. Но бездумная нежность, возникшая в кустах орешника, когда они слушали пение дрозда, так и не вернулась. Уинстон сдвинул комбинезон и принялся разглядывать ее гладкий белый бок. В прежние времена, подумал он, мужчина смотрел на женское тело, находил его желанным, и этого было достаточно. Теперь же не существовало ни чистой любви, ни чистого желания. Чувства утратили чистоту, потому что все замешано на страхе и ненависти. Их объятия превратились в битву, оргазм – в победу. Их близость – как удар по Партии, акт не любви, а политики.

III

– Мы можем прийти сюда еще раз, – сказала Джулия. – Вообще-то, использовать одно и то же укрытие дважды неопасно, нужно только выждать месяц или два.

Проснувшись, она повела себя совсем иначе: стала настороженной и деловитой, оделась, повязала алый пояс и принялась планировать дорогу домой. Уинстон решил целиком положиться на нее, отдав должное ее практичности, которой ему явно не хватало, и исчерпывающему знанию окрестностей Лондона, обретенному в бесчисленных пеших походах. Обратный маршрут совершенно отличался от того, каким он прибыл сюда, и оканчивался на другой железнодорожной станции. «Никогда не возвращайся домой тем же путем, каким вышел», – веско заметила девушка. Она решила уйти первой, велев Уинстону выждать полчаса.

Джулия назвала место, где они могли бы встретиться после работы через четыре дня: рынок под открытым небом в бедном квартале, людный и шумный. Она побродит среди торговых рядов, делая вид, что ищет шнурки или нитки. Если вокруг все чисто, она высморкается, тем самым дав ему знак подойти. Если нет, то Уинстон пройдет мимо, не обращая на нее внимания. Если повезет, в толпе им удастся поговорить минут пятнадцать и условиться о следующей встрече.

– Теперь мне пора, – сообщила Джулия, когда он повторил все указания. – Мне надо вернуться к девятнадцати тридцати и два часа раздавать листовки Юношеской антисекс-лиги. Черт бы ее побрал! Помоги отряхнуться. Веточек в волосах нет? Точно? Тогда до встречи, любовь моя!