1984

Он сел на скамью невдалеке от Уинстона. Смотреть на него Уинстон избегал, но изможденное, похожее на череп лицо так и стояло перед глазами. Внезапно он понял, в чем дело: этот человек умирал от голода! Видимо, та же мысль пришла и другим заключенным. По скамье пронесся тихий ропот. Взгляд человека без подбородка постоянно падал на новенького, виновато уходил в сторону и опять возвращался, словно притянутый магнитом. Вскоре он принялся неловко ерзать, потом встал, перешел через камеру, порылся в кармане комбинезона и сконфуженно протянул человеку с лицом-черепом грязный кусок хлеба.

Телеэкран разразился яростными, оглушительными криками. От неожиданности человек без подбородка подскочил на месте. Человек с лицом-черепом поспешно убрал руки за спину, демонстративно отказываясь от подарка.

– Бамстед! – приказал голос. – 2713, Бамстед Джей! Брось хлеб!

Человек без подбородка уронил хлеб на пол.

– Стоять на месте, – велел голос. – Лицом к двери. Не двигаться.

Человек без подбородка подчинился. Его большие пухлые щеки нервно подрагивали. Дверь с лязгом распахнулась, вошел молодой офицер и шагнул в сторону. Вслед за ним ввалился коренастый надзиратель с могучими руками и плечами, встал напротив человека без подбородка и по знаку офицера нанес провинившемуся страшный удар в лицо. Тело кубарем перелетело через камеру и свалилось возле параши. Упавший лежал неподвижно, из носа и рта у него текла темная кровь. Раздался тихий скулеж или писк, словно в полузабытьи, потом заключенный перевернулся на живот и кое-как встал на четвереньки. Вместе с кровью и слюной изо рта выпали две половинки зубного протеза.

Остальные сидели очень тихо, сложив руки на коленях. Человек без подбородка вернулся на свое место. Половина лица темнела на глазах. Губы распухли, превратившись в бесформенную вишневую массу с черной дырой посередине.

Время от времени на грудь комбинезона капала кровь. Серые глаза метались по лицам сокамерников с еще более виноватым видом, словно он пытался понять, насколько его презирают за перенесенное унижение.

Дверь отворилась. Легким жестом офицер указал на человека с лицом-черепом и объявил:

– Помещение 101.

Сосед Уинстона охнул и завозился, потом бросился на колени и умоляюще сцепил руки.

– Товарищ! Товарищ офицер! – вскричал он. – Зачем мне туда? Разве я не рассказал вам все? Что еще вы хотите узнать? Я признаюсь в чем угодно! Только скажите, что нужно, и я тут же признаюсь! Я подпишу что угодно! Только не в помещение 101!

– Помещение 101, – произнес офицер.

И без того бледное лицо заключенного стало такого цвета, что Уинстон глазам своим не поверил. Оно совершенно определенно обрело зеленый оттенок.

– Делайте со мной все что хотите! – провизжал он. – Вы неделями морили меня голодом. Доведите дело до конца, дайте мне умереть. Пристрелите меня, повесьте, приговорите к двадцати пяти годам. Кого мне еще сдать? Просто назовите имя, и я расскажу вам все что угодно. Мне плевать, кто это и что вы с ним сделаете. У меня жена и трое детей, старшему нет и шести. Можете перерезать им глотки прямо у меня на глазах, а я буду стоять и смотреть. Только не помещение 101!

– Помещение 101, – произнес офицер.

Человек с лицом-черепом в отчаянии оглядел остальных заключенных, словно надеясь, что его место займет другая жертва. Глаза остановились на изуродованном лице человека без подбородка, и он выбросил вперед тощую руку.

– Вот кто вам нужен! – завопил он. – Знали бы вы, что он говорил после того, как ему разбили лицо. Дайте мне случай, и я перескажу вам каждое слово! Это он против Партии, а не я! – Конвоиры шагнули вперед, голос несчастного перешел в визг. – Вы его не слышали! Наверное, что-то случилось с телеэкраном. Вам нужен он! Возьмите его, а не меня!

Двое крепких конвоиров склонились над ним, он бросился на пол, вцепился в железные ножки скамьи и утробно, по-зверски завыл. Конвоиры пытались его оторвать, он держался с поразительной силой. Остальные заключенные сидели неподвижно, сложив руки на коленях, и смотрели прямо перед собой. Вскоре вой прекратился, у человека с лицом-черепом хватало сил лишь на то, чтобы держаться. Потом раздался уже совсем другой вопль: ударом ноги один конвоир сломал заключенному пальцы. Вдвоем они подняли его на ноги.

– Помещение 101, – произнес офицер.

Заключенного вывели. Опустив голову, он покорно шел на подгибавшихся ногах и прижимал к себе изуродованную руку.