Уинстон прочел крамольную статью. Указ дня оказался в основном посвященным чествованию организации под названием ОППК, которая снабжала моряков плавучих крепостей сигаретами и другими маленькими радостями. Некий товарищ Уизерс, видный член Внутренней партии, удостоился особого упоминания и получил награду – орден «За исключительные заслуги» второй степени.
Через три месяца ОППК внезапно распустили без объявления причин. Можно было догадаться, что Уизерс и его команда теперь в опале, но ни пресса, ни телевид ничего об этом не сообщали. Ничего необычного: суд или даже публичное осуждение политических преступников – редкость. Большие показательные чистки, охватывающие тысячи людей, с публичными процессами предателей и криводумцев, которые униженно признавались в своих преступлениях и которых потом казнили, случались не чаще, чем раз в пару лет. Обычно люди, вызвавшие неудовольствие Партии, просто исчезали, и о них больше никто не слышал. Информация о том, что с ними стало, напрочь отсутствовала. Иногда они, возможно, даже оставались в живых. Из тех, кого знал Уинстон, за все время исчезло человек тридцать, не считая его родителей.
Уинстон почесал нос скрепкой. В ячейке напротив товарищ Тиллотсон еще секретничал со своим речеписом. Он на секунду поднял голову – и снова неприязненная вспышка очков. Уж не работает ли товарищ Тиллотсон над тем же поручением, что и Уинстон? А что, возможно. Такую хитрую работу никогда не доверяют кому-то одному. С другой стороны, поручить ее комиссии означало бы признать, что происходит фальсификация. Вполне возможно, человек десять – двенадцать трудятся сейчас над конкурирующими версиями того, что на самом деле сказал Старший Брат. А скоро кто-нибудь из важных умов Внутренней партии выберет тот или иной вариант, отредактирует его и запустит сложный процесс замены всех перекрестных ссылок. Выбранная ложь займет свое постоянное место в архиве и станет правдой.
Уинстон не знал, почему Уизерс оказался в опале. Может быть, за коррупцию или некомпетентность. Может быть, Старший Брат просто избавился от слишком популярного подчиненного. Может быть, Уизерса или кого-то близкого к нему заподозрили в еретическом уклоне. А может – и это скорее всего – так вышло, потому что чистки и испарения неотъемлемо присущи государственному механизму. Единственное указание на случившееся – «упомин неперсон», из чего можно сделать вывод, что Уизерс уже мертв. Сам по себе арест еще не означает казнь. Иногда арестованных выпускают и оставляют на свободе год, а то и два, прежде чем казнить. А совсем редко знакомый, которого давно считали мертвым, вдруг возникает, словно призрак, на каком-нибудь публичном процессе, чтобы дать показания на сотни других и вновь исчезнуть теперь уже навсегда. Уизерс, однако, уже стал «неперсоной». Его не существовало ни теперь, ни раньше.
Уинстон решил, что мало просто заменить в речи Старшего Брата хвалу на хулу. Пусть лучше речь будет о чем-то не имеющем никакого отношения к исходной теме. Можно превратить ее в традиционную инвективу в адрес предателей и криводумцев, но это слишком уж на поверхности. А если выдумать победу на фронте или какой-нибудь производственный подвиг в рамках Девятой трехлетки, придется слишком много менять в других источниках. Нет, нужен полет фантазии. И тут в голове его возник, прямо в готовом виде, образ некоего товарища Огилви, недавно геройски павшего в бою. Случалось, Старший Брат своим Указом дня распоряжался увековечить память какого-нибудь скромного рядового партийца, чья жизнь и смерть могли послужить достойным примером. Сегодня увековечен будет товарищ Огилви. Конечно, никакого товарища Огилви нет и в помине, но несколько печатных строк и пара сфабрикованных фотографий вот-вот вдохнут в него жизнь.
Уинстон на минуту задумался, подтянул к себе речепис и начал диктовать в знакомом стиле Старшего Брата, одновременно командирском и учительском. Он все время задает вопросы и сам же на них отвечает («Какие уроки мы из этого извлекаем, товарищи? Урок, который также является одним из основополагающих принципов англизма, заключается в следующем…»), так что имитировать его легко.