1984 (коленкоровая тетрадь)

— А для гостей ты ничего не хочешь оставить? Не забывай, скоро приедет моя подруга ― «москвачка».

— Знаешь, я считаю, что нам правильно говорят мои родители: «Ешьте сами». Ты много чего пробовала из того, что я приношу или приносишь ты? Нет! И я тоже. Теперь наша очередь угощаться деликатесами, а они пусть приезжают и сами мотаются по магазинам: все, что нужно покупают и забирают с собой. Ты думаешь, что они в Москву едут на нас посмотреть? Нет! Нет! И нет!

Сейчас деликатесы уже не стоят копейки, как в советское время ― цены превышают их реальную стоимость раз в десять, если не больше, они ― рыночные и очень «кусаются», оттого ими забиты магазины, правда, это в городах, там, где у людей есть деньги, а где их нет они ни к чему. Зачем их выставлять, все-равно не купят. Это не то, что раньше. Мы тогда, на имеющиеся в карманах рубли и копейки, могли многое себе позволить. Люди сметали с полок магазинов дефицитный товар независимо от того нужен он им был или нет. Пусть лежит, а вдруг пригодится. Это было вызвано недавно закончившейся войной. На детей денег мы не жалели. У них были велосипеды, самокаты, сыну, я однажды даже купил детский автомобиль: «Москвич». Мария после его отдала Валькиному мальчику: Женя с ним не справлялся: у него не хватало сил крутить педали. Он для него был тяжел. За то мальчик хорошо управлялся с пластмассовым самокатом: истер не одну пару кожаных ботинок, мотаясь по скверу, парку и дорожкам вокруг дома. Оно и понятно: Женя наверстывал упущенное время: качал мышцы и набирался сил.

Над детьми мы пеклись, особенно над сыном. Он был, можно сказать, у нас комнатным. Девочку мы водили на развивающие кружки. Она занималась танцами и еще английским языком. Язык мы выбрали неслучайно: однажды, гуляя в Царицынском парке Москвы, столкнулись с группой туристов ― американцев. Они были из штата «Джорджия» и заинтересовались венком из ярких листьев клена на голове у Маши. Жена показала иностранцам, как его сделать, и они, улыбаясь подарили дочери значок со спутником. Он был запущен США вторым после нашего. Это и предопределило в дальнейшем судьбу дочери. Я ее устроил в специальную школу с углубленным изучением английского языка. Модно тогда было.

Для развития детей, я в девяностые годы купил на то время очень «дорогую игрушку» ― компьютер и никто другой ― Женя на нем стал преуспевать, он не только играл, но и вместе со мною занимался программированием, а в будущем это ему позволило найти себе профессию. Мальчика мы отдали в ту же школу, что и дочь. Он неплохо разговаривает на английском языке.

Женя долгое время с грустью смотрел на мир. Для этого достаточно разложить перед собой все его детские фотографии. Он рос впечатлительным мальчиком. Его одного потрясла смерть сродного брата моего отца. Я помню, Женя не раз, сидя у меня на руках спрашивал: «А дед Марка умер? А дед Марка умер?» ― Я отвечал ему, глядя в сторону, а он брал руками меня за голову и разворачивал к себе. А еще, он неслучайно забирался то ко мне на руки, то лез к Марии на колени. Ему долго требовалась наша поддержка. Преждевременное рождение сказалось на здоровье мальчика. Возможно, из-за этого, сына в возрасте трех-четырех лет неожиданно стали мучать боли в ногах ― причин врачи не находили, ― нам, в основном мне, слыша среди ночи плач сына, приходилось ни раз вставать и растирать мышцы ног различными мазями.

«Ничего странного. Это, мальчик растет, ― говорили нам прославленные терапевты из первой градской. ― К свадьбе все пройдет само собой, не беспокойтесь». Не прошло. Однажды, даже стало хуже: неожиданно на икрах обеих ног у него проступили вены с явно видимыми узлами. Мы ему тогда приобрели на заказ эластичные чулки. Не помогло. Правда, из-за этого Женю не взяли служить в армию. Как там говорят в народе: нет худо, без добра. Так вот это и есть оно самое.

У дочери в детстве тоже были проблемы: в возрасте трех лет грипп дал осложнение на почки. Ее на «скорой» увезли в больницу. Находиться в стационаре Маше пришлось одной. В своем возрасте: девочке тогда было три года, она считалась большой, и родителям находиться в палате вместе с нею нельзя было. Она по словам нянечки очень скучала по дому и часто, следуя за ней «хвостиком», говорила: «Что-то мои водители не едут». Нянечка, иногда, тайком чтобы ей за это не попало, звонила нам и давала ей трубочку чтобы мы могли поговорить.

Дочь лечилась полный месяц, затем нам дали на полгода отвод от детского сада. Это сейчас бы жена ушла с работы и сидела с ней дома, тогда подобное даже на ум не приходило. Мои родители на то время были уже пенсионерами и мне пришлось договориться с матерью. Зимой работы было мало и она, оставив хозяйство на отца, приехала в Москву.

Представьте себе отец ― мужик, научился и сам руками, а не каким-то аппаратом, доил корову, ― тогда в старообрядческом поселении это было просто уму непостижимо. Он, конечно, этот факт от соседей всячески скрывал. Оно и понятно. Иначе не будут давать прохода ― засмеют.