Слово «ярость» появлялось на каждой странице. Вещами непременно «швырялись». Когда о человеке говорили, что он что-то «отрицал», это звучало так, что он «виноват, но не желает признаться»; а слово «заявить» в словаре «Знамени» было синонимом слова «соврать»: если о ком-то говорилось: «Он заявляет, что…», это явно означало: «Он говорит, что… но, разумеется, врет».
С точки зрения «Знамени» уважение и почтительность были чем-то бесполезным, зависть - чем-то нормальным, все людские побуждения были грязными, и любить можно было только собак. И, видимо, публике это нравилось - по крайней мере, по словам «Знамени», число подписчиков росло с каждым днем.
Если предположить, что тон газеты отражает личность своего владельца, как, например, тон «Глашатая» отражал личность лорда Вонли, то владелец «Ежедневного знамени» должен был быть низменным, мелочным, расчетливым и опасным человеком с явными садистскими наклонностями. М-да, перспективы мрачные. Это означало, что вряд ли можно было надеяться, что, воззвав к лучшим чувствам «Знамени», нам удастся уговорить его оставить Бобби в покое, потому что лучших чувств у «Знамени» не было.
Холли спустилась вниз. Она выглядела бледной, но повеселевшей. Бобби вернулся с Поля бодрый и веселый. И необходимость разрушить их хрупкую радость заставила меня еще больше возненавидеть «Знамя».
Холли тихо заплакала, а Бобби принялся расхаживать по комнате, ища, что бы расколотить. А вопрос «Зачем?» все еще оставался без ответа.
- Вы знаете, - сказал я, - на этот раз вам стоит посоветоваться с адвокатом. К черту расходы! Нужно немедленно оплатить все серьезные счета и взять у всех кредиторов расписки в том, что им уплачено, размножить их на ксероксе и разослать всем, кто получил копию «Знамени», и в само «Знамя», издателю Сэму Леггату, заказным письмом, и еще всем владельцам, и вообще всем, с кем ты имеешь дело, и приложить к этому твое письмо, в котором должно быть сказано, что нападки «Знамени» беспочвенны, и что ты не понимаешь, на чем они основаны, и что конюшня процветает и ты вовсе не собираешься бросать свое дело.
- Но банк не оплатит наши чеки! - всхлипнула Холли.
- Давай сюда самые крупные счета, - сказал я Бобби. - И в первую очередь счета кузнеца, ветеринара и за перевозку лошадей. Надо заплатить им и всем прочим, кому вы должны крупные суммы.
- Чем?! - сердито осведомился Бобби.
- Я заплачу.
Оба они внезапно умолкли, словно мои слова потрясли их до глубины души. Я с удовольствием отметил, что этот простой выход даже не приходят им в голову. Да, эти двое не привыкли сидеть на чужой шее.
Холли не могла скрыть вспыхнувшей в ней надежды, но все же с сомнением спросила:
- А как же твой новый дом? На него ведь должно быть, ушли все твои сбережения! А за старый коттедж тебе еще не заплатили.
- Ничего, денег у меня хватит, - заверил я ее. - А теперь давайте займемся делом. Мне скоро отправляться в Пламптон.
- Но мы не можем… - начал Бобби. - Придется. Так что не спорьте.
У Бобби был такой вид, точно его огрели обухом. Но он все же принес пачку счетов, и я выписал несколько чеков.
- Вот, - сказал я. - Отвези их сегодня лично и возьми расписки в получении по всей форме. Сейчас напишем письмо, которое ты отправишь вместе с ними. И смотри, отксерь их и обрежь так, чтобы они влезали в конверт. Это надо успеть сделать к сегодняшней дневной почте. Конечно, тебе придется потрудиться, но чем быстрее ты с этим управишься, тем лучше, верно?
- И Грейвсу тоже? - спросил Бобби.
- Непременно!
- Прямо сейчас и начнем, - сказала Холли.
- И не забудьте про торговца кормами, - сказал я. - Он вам напишет что-нибудь хорошее. Ему не понравилось, что «Знамя» пытается им вертеть.
- Мне не хочется об этом говорить, - медленно начала Холли, - но…
- Банк? - спросил я. Она кивнула.
- С банком пока подождем. Может быть, завтра вам стоит сходить к директору с этим письмом и расписками. Возможно, вам удастся уговорить его восстановить ваш счет. На самом деле, ему стоит это сделать. Банк получает с вас достаточно много процентов, особенно с тех долгов за жеребят. К тому же у тебя есть сами жеребята. Это тоже гарантия.
- Увы… - сказал Бобби.
- Не все сразу, - сказал я.
- Позвоню своему адвокату. Прямо сейчас, - сказал Бобби, взяв трубку и посмотрев на часы. - Он уже должен быть на месте.
- А я бы не стал, - сказал я.
- Но ты же сам сказал…
- У тебя в доме доносчик, - сказал я.
- Что ты имеешь в виду?
- Твой телефон, - сказал я.
Он понял. На лице у него появилось отвращение, и он наполовину простонал:
- О господи!
- Такое часто делается, - сказал я. В Ламборне и в самом деле было время, когда у людей развилась настоящая телефонофобия: все боялись, что их подслушивают. Иногда люди ходили звонить за несколько кварталов, чтобы не пользоваться своим домашним телефоном. Конечно, прослушивать чужие телефонные разговоры - дело незаконное, но тем не менее всем известно, что такое бывает сплошь и рядом.