1985, Напролом

- Да, он у нас нежный, солнышко любит. Кит, завтра в большой скачке будет Ледлэм, лошадь принцессы. Он в прекрасной форме. Раз в сто лучше, чем на прошлой неделе, когда ты его видел.

Я вздохнул.

- Уайкем, Ледлэма давно уже нет в живых.

- Ледлэм? Разве я сказал «Ледлэм»? Нет, не Ледлэм. Как же зовут этого коня?

- Ледник.

- Родной брат Айсберга, - на всякий случай уточнил он.

- Он самый.

- Да, конечно, - Уайкем прокашлялся. - Ледник. Разумеется. Так вот, Кит, он должен выиграть. Серьезно.

- Вы будете? - спросил я. - Я надеялся увидеть вас сегодня.

- В такую-то погоду? - он искренне удивился. - Нет-нет! Вы уж там с Дасти и с принцессой без меня как-нибудь обойдетесь…

- Просто у вас на этой неделе целая куча победителей, а вы их даже не видели…

- Я видел их у себя в загоне. И на видеозаписях. Ты скажи Ледлэму, что он молодец, - он у тебя Гималаи перепрыгнет!

- Ладно, - сказал я. В конце концов, какая разница, Ледлэм или Ледник?

- Ладно. Отлично. Спокойной ночи, Кит.

- Спокойной ночи, Уайкем, - сказал я. Потом позвонил на свой автоответчик и прослушал сообщения. Одно из них было от Олдержона, того самого чиновника, владельца лошади, на которой я выиграл в Тоустере.

Я немедленно перезвонил ему по лондонскому номеру, который он оставил, и, похоже, застал его, когда он собирался уйти.

- А, Кит! Послушайте, вы сейчас в Ламборне?

- Вообще-то нет. Я в Лондоне.

- В самом деле? Чудесно. У меня есть кое-что, что может показаться вам любопытным, но меня просили никому это не отдавать. - Он поразмыслил.

- Вы свободны сегодня после девяти?

- Да, - сказал я.

- Хорошо. Тогда приходите ко мне. Я уже буду дома.

Олдержон дал мне свой адрес. Он жил на улице к югу от Слоун-сквер, и от моей гостиницы до него было не больше мили.

- Кофе и бренди вас устроят? Организуем. Ну, всего хорошего.

Он бросил трубку. Я тоже положил свою, сказав про себя: «Класс!» Я не особенно надеялся, что Эрик Олдержон что-то для меня сделает, и уж тем более не рассчитывал, что он сделает это так быстро.

Некоторое время я сидел, размышляя о кассете с интервью Мейнарда и о приведенном в конце списке компаний, пострадавших от его филантропии. Просмотреть кассету было негде, приходилось полагаться на собственную память, и единственная фирма, которую я мог вспомнить, была «Перфлит Электронике». Это название я запомнил, потому что в свое время проводил в Перфлите каникулы, катаясь на яхте с одноклассником.

В справочной мне сообщили, что фирма «Перфлит Электронике» в списках не значится.

Я почесал в затылке и решил, что единственный способ что-то найти это съездить и поискать. Ездил же я в Хитчин - а завтра поеду в Перфлит.

Я поел, сделал еще несколько звонков, а в девять отправился на Слоун-стрит и нашел дом Эрика Олдержона. Дом был узкий, двухэтажный, стоявший в длинном ряду таких же домов, выстроенных во времена королевы Виктории для людей с низкими доходами; теперь же эти дома служили временным пристанищем для богачей. Все это Эрик Олдержон любезно сообщил мне, открыв темно-зеленую дверь своего домика и приглашая меня внутрь.

Дверь с улицы вела прямо в гостиную. Гостиная была шириной во весь дом-впрочем, весь дом был шириной метра четыре. Крошечная комната вся светилась: светло-зеленые с розовым обои в косую решеточку, атласные занавески, круглые столики с салфетками, фарфоровые птички, фотографии в серебряных рамочках, пухлые кресла в чехлах, застегивающихся на пуговицы, китайские кремовые коврики на полу. Комната была освещена мягким светом бра, и потолок тоже был оклеен обоями в решеточку, так что комната напоминала летнюю беседку.

Осмотрев комнату, я одобрительно улыбнулся. Хозяин, похоже, ничего другого и не ждал.

- Замечательно! - сказал я.

- Это все дочка.

- Та самая, которую вы готовы были защищать от «Знамени»?

- Да. Дочка у меня одна. Садитесь. Дождь перестал? Бренди хотите?

Он шагнул к серебряному подносу с бутылками, стоявшему на одном из столиков, и налил коньяк в простенькие пузатые стаканчики.

- Кофе уже готов. Сейчас принесу. Да вы садитесь, садитесь! - Он исчез за дверью, скрытой под обоями. Я принялся разглядывать фотографии в рамочках. На одной была ухоженная девушка - должно быть, его дочь, на другой - его лошадь, а верхом на ней - я. Олдержон вернулся с другим подносом и поставил его рядом с первым.

- Моя дочь, - сказал он, кивнув на фотографию, которую я рассматривал. - Часть времени живет здесь, часть - у матери. - Он пожал плечами.

- Так уж вышло…

- Мне очень жаль.

- Да… Что ж, бывает. Кофе? - Он налил две чашечки и протянул одну мне. - Сахару? Да, конечно, сахару не надо. Садитесь. Вот бренди.

Его движения были такими же аккуратными, как его костюм. На язык просилось слово «пижон»; но в нем была и решительность, и деловитость. Я опустился в одно из кресел, поставив кофе и бренди рядом с собой. Он сел напротив и принялся прихлебывать из чашки, не сводя глаз с меня.

- Вам повезло, - сказал он наконец. - Я тут сегодня утром прощупал почву, и мне сообщили, что одно значительное лицо завтракает у себя в клубе.