- Нет, не видели, - ответила Даниэль. - Мы прочли об этом сегодня утром, в «Спортивной жизни».
- А почему же вы мне не сказали?
- Кит не хотел огласки…
Принцесса посмотрела на меня. Я пожал плечами:
- Да, не хотел. И я вам буду очень признателен, принцесса, если вы не скажете об этом миссис Бэнт.
Она не успела спросить почему, потому что в этот момент появилась сама Беатрис. Легка на помине. Она вошла в ложу с довольной ухмылкой, которая еще больше расширилась при виде меня. Не сводя с меня глаз, Беатрис с аппетитом слопала пирожное с кремом, словно мой голодный вид доставлял ей особое удовольствие. Я слегка усмехнулся про себя. Если бы это было единственным несчастьем, свалившимся на меня за сегодняшний день, я был бы счастливым человеком!
Принцесса сказала Беатрис, что пора уезжать, потому что последняя скачка давно окончилась, и увела ее к «роллс-ройсу». Нечего было и надеяться, что Литси поедет с ними, даже если бы он этого хотел: Даниэль цеплялась за его руку всю дорогу до автостоянки. Ей не хотелось оставаться со мной наедине после вчерашнего объяснения, и я понял, что без его поддержки она бы вообще не решилась приехать. Впрочем, наверно, я знал это с самого начала. Завтра скачки снова будут в Сандауне, и я начинал думать, что, возможно, если Даниэль на них не поедет, всем будет спокойнее.
Когда мы добрались до машины. Литси по настоянию Даниэль сел на переднее сиденье, а сама она устроилась сзади. Прежде чем завести машину, я открыл коричневый конверт, который вручил мне лорд Вонли.
Внутри оказалась маленькая вырезка из газеты, еще одна вырезка, побольше, из иллюстрированного журнала, черно-белая фотография восемь на десять и записка от лорда Вонли с комплиментами и просьбой вернуть все это в «Глашатай», потому что у них остались только ксероксы.
- Что это? - спросил Литси.
Я передал ему черно-белую фотографию, на которой была изображена церемония вручения приза после скачки. Даниэль заглянула Литси через плечо и спросила:
- Что это за люди?
- Человек, которому вручают кубок, - это Нантерр.
Оба сказали «Ох ты!» и вгляделись повнимательнее.
- Рядом с ним - французский тренер Вийон. Дело происходит, я так понимаю, на ипподроме в Лонгшаме. Посмотрите на обороте, там должна быть какая-то информация.
Литси перевернул фотографию.
- Тут написано просто: «После скачки на При-де-ля-Сите: Вийон, Нантерр, Дюваль».
- Дюваль - это жокей, - пояснил я.
- Так вот как выглядит этот Нантерр… - задумчиво протянул Литси.
- Да, его ни с кем не спутаешь.
Он передал фотографию Даниэль.
- Ну, что там у нас еще?
- Статья из прошлогоднего английского журнала, посвященная грядущему Дерби. В нем должна была участвовать одна из лошадей Вийона, как там сказано, «после недавнего триумфа в Лонгшаме». Нантерр упоминается в качестве одного из владельцев. Газетная вырезка, тоже английская, оказалась не более содержательной. Прюдом, жеребец французского предпринимателя Анри Нантерра (тренер Вийон), прибыл в Англию, чтобы участвовать в скачках в Нью-маркете, но при выгрузке из самолета умер от сердечного приступа. Все.
- А кто фотограф? - спросил я, обернувшись к Даниэль. - Там не написано?
- "Все права принадлежат «Глашатаю», - прочла она на обороте. Я пожал плечами.
- Наверно, они ездили в Париж на какую-то большую скачку. Скорее всего, на Триумфальную арку.
Я забрал фотографию и сунул все вместе обратно в конверт.
- Какое решительное лицо! - сказала Даниэль, имея в виду Нантерра.
- И голос тоже решительный.
- А мы ни на шаг не продвинулись, - вздохнул Литси.
Я завел машину и двинулся к Лондону. На Итон-сквер ничего интересного не произошло, и Робби начинал скучать.
- Ничего, - сказал я ему, - ты отрабатываешь свой хлеб самим своим присутствием.
- Слушай, мужик, а что толку? Все равно же никто не знает, что я здесь!
- Не беспокойся, - сухо сказал я. - Все, что происходит в доме, становится известно человеку, от которого ты этот дом охраняешь. Так что не расслабляйся.
- Я и не расслабляюсь! - обиделся Робби.
- Вот и хорошо.
Я показал ему фото из «Глашатая».
- Вот этот человек, - сказал я ему, ткнув пальцем в фотографию. Если увидишь его, будь осторожен. Он носит пистолет. Возможно, пистолет заряжен, а возможно, и нет. И у него вечно в запасе какие-нибудь пакости.
Робби долго и внимательно смотрел на фотографию. И наконец сказал:
- Я его запомнил.
Я отнес приношения лорда Вонли в «бамбуковую» комнату, позвонил Уайкему, прослушал сообщения с автоответчика, разобрался с ними - обычные вечерние дела. Когда я спустился в гостиную выпить рюмочку перед ужином. Литси, Даниэль и принцесса обсуждали французских импрессионистов, выставлявшихся в Париже около 1880 года.
Сезан… Ренуар… Дега… Про этих я хотя бы слышал. Я подошел к подносу с напитками и выбрал шотландское виски.
- А Берт Моризо? - сказал Литси, обращаясь ко всем присутствующим одновременно. - Это же само совершенство! Не правда ли?
- А что он писал? - спросил я, открывая бутылку.
- Не он, а она, - поправил Литси.
Я хмыкнул и налил себе немного виски.
- Ну, она так она. Так что же она писала?