1987, Горячие деньги

«Мы с папочкой так славно погуляли сегодня утром в саду! Он учил собак приносить палку, а я ее бросала. Мы нарвали целую охапку чудесных нарциссов, и, когда мы вернулись в дом, я расставила их в вазы во всех комнатах. На обед я приготовила телячьи котлетки и мятный соус, горошек, поджаренную картошку и подливку, а на сладкое у нас было мороженое и персики. Папочка собирается купить мне замечательные белые ботиночки с замочками и серебряными кисточками. Он называет меня своей маленькой принцессой, как мило! После обеда мы спустились к ручью и набрали водяной мяты к чаю. Папочка снял носки и закатал брюки, и мальчишек там не было, не было! Не хочу, чтобы они появлялись в моих историях! Это папочка нарвал мяты, мы помыли ее и ели просто так, с ржаным хлебом. В этот вечер я буду сидеть у папочки на коленях, а он будет гладить меня по головке и называть своей принцессой, своей дорогой маленькой девочкой, и я буду счастлива».

Я быстро перелистал страницы. Вся тетрадка была исписана от корки до корки все тем же. Не говоря ни слова, я протянул ее Малкольму, раскрыв на той странице, где только что читал. Эйл сказал:

- Все тетрадки точно такие же. Мы прочитали каждую. Наверное, она писала их годами.

- Но вы ведь не хотите сказать, что… есть и совсем недавние? - спросил я.

- Безусловно, есть - несколько штук. Мне за время службы уже доводилось видеть тетрадки вроде этих. Кажется, это называется «непреодолимая страсть к письму», графомания. И то, что писала ваша сестра, самое здравое и невинное по сравнению с другими. Вы и представить себе не можете, о каких жестокостях и сексуальных извращениях мне доводилось читать. Вы бы пришли в отчаяние.

Малкольм, заметно расстроенный, закрыл тетрадку и сказал:

- Она тут пишет, я купил ей чудное красное платье… белый свитер с голубыми цветами… ярко-желтый леотард^[5] - а я понятия не имею, что такое этот леотард. Бедная девочка. Бедная девочка.

- Она покупала это все сама. Ходила по магазинам три-четыре раза в неделю, - заметил я.

Эйл перевернул стопку тетрадей, вытащил одну с самого низа и протянул мне.

- Это последняя. В конце там кое-что другое. Вас наверняка заинтересует.

Я перелистнул тетрадку сразу на последние исписанные страницы и с грустью прочел:

…

«Папочка отвернулся от меня, и я больше не хочу, чтобы он был. Наверное, я его убью. Это совсем нетрудно. Раньше я уже так делала».

На следующей странице ничего не было, а потом:

…

«Ян вернулся к папочке».

Снова чистая страница, а дальше большими буквами:

…

«ЯН С ПАПОЧКОЙ В КВАНТУМЕ! Я ЭТОГО НЕ ПЕРЕНЕСУ».

И уже на другой странице - мое имя заглавными буквами, окруженное со всех сторон маленькими стрелками, направленными наружу. Этакий взрыв с моим именем в центре.

Больше в тетрадке ничего не было, следующие листы остались чистыми.

Малкольм посмотрел на последнюю страницу и тяжело вздохнул. Спросил у инспектора:

- Можно будет их забрать? Вам ведь они не нужны? Не будет ведь никакого суда, Эйл поколебался, но сказал, что, пожалуй, они ему действительно не нужны. Он пододвинул всю стопку к Малкольму и положил сверху конфетную коробку.

- А можно забрать маяк с часами? - спросил я.

Инспектор достал из шкафа коробку от конструктора, написал в расписке на служебном бланке, что он нам их вернул, и протянул Малкольму на подпись.

Прощаясь, инспектор сказал:

- Конечно, все это ужасно, господин Пемброк, но мы наконец можем закрыть это дело.

Оба расстроенные, мы в молчании вернулись в «Ритц». После обеда Малкольм выписал и отправил по почте чеки, которые должны были разрешить все материальные проблемы многочисленного семейства Пемброк.

- А что с ведьмами? - спросил Малкольм. - Если Хелен и этот кошмарный Эдвин, и Беренайс, и Урсула, и Дебс получат свою долю, как насчет остальных трех?

- Решай сам. Это же твои жены, - сказал я.

- Бывшие жены.

Малкольм пожал плечами и выписал им тоже по чеку, говоря: