1990-e годы

Перед уколом белобрысый пообещал, что ей понравится, и ей действительно понравилось. Он приготовил инъекцию у неё на глазах.

— Сначала мне, — сказал он, засучивая рукав.

Делая себе укол, белобрысый выдавил лишь половину шприца.

— Остальное тебе, моя сладкая.

— Не надо, пожалуйста, — чуть слышно всхлипнула она.

Сил на сопротивление уже не осталось. Лёжа на грязном матрасе, абсолютно голая, с пристёгнутой к батарее рукой, она меланхолично наблюдала, как белобрысый вкалывает в её здоровые вены наркотик.

— Ну как же «не надо», детка? — сказал он. — Тебе ведь больно и страшно. А теперь боль уйдёт, и скоро ты обо всём позабудешь.

Он жадно поцеловал её в губы и прежде чем уйти, изнасиловал снова.

На следующий день пришёл лысый и установил треногу с видеокамерой. Затем пришли толстый и бородатый. Они приказали ей одеться и привести себя в порядок:

— Слушай сюда, шкура, — говорил толстый, — сейчас ты сядешь на этот стул и скажешь следующее: «мама, папа, я жива, спасите меня! Сделайте то, что они просят, умоляю вас!». Ты должна сказать это как можно убедительнее, иначе я сломаю тебе руку, поняла?

Они записали видео, забрали видеокамеру и ушли. Лысый принёс еду и поменял ведро. После первого избиения он с ней почти не разговаривал и вёл себя так, будто она была каким-то животным в зоопарке.

Вечером второго дня вернулся белобрысый и снова сделал ей укол. На этот раз в шприце было чуть больше жидкости и, наслаждаясь новыми ощущениями, девочка в последний раз вяло испугалась произошедшего далее.

На третий день страх ушёл окончательно, осталось лишь томительное ожидание нового укола. Укола, ставшего для неё самым важным событием в жизни всего после двух повторений.

На четвёртый день с неё сняли наручники и больше к батарее не пристёгивали. Впрочем, о побеге она даже не помышляла, теперь она думала лишь об очередной дозе и о призрачной надежде на то, что со временем всё как-нибудь само собой разрешится.

— Тебе надо помыться, — сказал лысый, — иди за мной.

Она послушно поплелась вслед за своим надзирателем. Они поднялись по ступенькам и очутились на первом этаже большого дома. Она хотела было спросить лысого, где они находятся, но вовремя спохватилась.

Лысый открыл перед ней дверь в ванную и сказал:

— Мойся, только чтоб никаких глупостей.

«Какие ещё глупости?», устало подумала девочка.

Она медленно разделась и включила душ. На полочке возле лейки она обнаружила бутылку с шампунем и кусок мыла. Тщательно намылившись, девочка старательно смыла с себя всю накопившуюся за прошедшие кошмарные дни грязь.

Лысый открыл дверь и, не глядя на неё, положил на кафельный пол полотенце и одежду.

— Надень потом чистое, купили тут для тебя, — фыркнув, сказал он.

Девочка тщательно вытерлась и подавила рвавшийся наружу крик боли. Её юное тело было сплошь покрыто синяками, после многократных изнасилований между ног саднило и пульсировало. Тихо всхлипывая, она натянула на себя новое кружевное бельё и красное платье.

***

— Отлично, — сказал белобрысый, — ну-ка повернись, детка, дай я получше тебя рассмотрю.

Она не сомневалась, что кружевное бельё и красное платье купил ей он. Он был всё таким же обходительно уверенным, каким был в момент их первой встречи. Он так же мило улыбался и нагло её разглядывал, как и перед тем, как посадить в машину и навсегда лишить нормальной жизни.

— Давай, раздевайся, — скомандовал он, стягивая с себя штаны.

— А укол?

Белобрысый расхохотался.

— Укол? Какой укол?

— Пожалуйста, — взмолилась она.

Он захохотал ещё громче.

— А давай-ка ты, милочка, заработай. Ну! Покажи мне, что ты заслуживаешь укола! — сказал он, развалившись в кресле.

Быстро сняв платье, она подошла и встала перед ним на колени…

***

День за днём происходило одно и то же. Пленница совсем потеряла счёт времени и даже не догадывалась, что с момента её похищения минуло уже две недели. Её родители получили послание и срочно пытались собрать немыслимую для них сумму. Обойдя всех знакомых, и заняв деньги у всех, кто мог дать, они, наконец, связались с похитителями и сообщили размер суммы, которую удалось собрать.

Тогда их дочери отрезали мизинец, тщательно упаковали в конверт и подбросили в почтовый ящик.

Прилагаемая записка гласила:

«Пока не найдёте деньги, будете получать её по частям»

Надо сказать, что когда бородатый и толстый заговорили о необходимости резать пальцы, белобрысый до последнего уговаривал своих подельников этого не делать.

— Братан, ну зачем уродовать девочку? — возражал он. — Мы ведь можем продать её Амиру, если родители не выкупят.

— Амиру мы её и без пальцев продадим, — сказал толстый. — Много он за неё уже всё равно не даст, ведь мы её распечатали, а ты вдобавок ещё и на иглу посадил!

— К тому же родители по любому заплатят больше, надо только дать им понять, что мы не шутим, — добавил бородатый.