1990, Испытай себя

- Фруктовый сок, насколько я понимаю. Если вам нравится эта водичка, то включите ее в наш закупочный список.

- Закупочный список, - пояснила Мэкки, - это лист бумаги, приколотый к пробковой доске в кухне. Кто делает покупки, тот берет его с собой.

Перкин, ссутулившись в кресле, посоветовал мне привыкать к идее самому делать покупки, особенно если я люблю поесть.

- Тремьен иногда берет с собой в супермаркет Гарета, - пояснил он. - Это один вариант. Второй вариант - это Ди-Ди, когда подряд три дня нет молока для кофе. - Он перевел взгляд на Мэкки. - Все это казалось мне вполне нормальным, пока я не женился на такой прекрасной хозяйке.

Перкин, удовлетворенный ответной улыбкой жены, показался мне сегодня более спокойным и приятным, нежели вчера вечером, хотя его недружелюбное отношение ко мне явно не исчезло.

Тремьен спросил сына, как тот относится к решению суда по делу Нолана. В ответ Перкин долго рассматривал свой стакан, будто видел в нем иллюминацию.

- Считаю, - наконец изрек он, - мне приятно, что он не в тюрьме.

После столь длительных размышлений это изречение прозвучало весьма двусмысленно, однако Мэкки отреагировала на него с явным облегчением. Мне даже показалось, что из всех троих только она одна была всерьез обеспокоена судьбой Нолана. Тюремное заключение Нолана явно было нежелательно для отца и сына - всякого замешательства и неуверенности здесь старались избегать.

Я смотрел на них и удивлялся, насколько они одинаковые и в то же время разные. Если отбросить в сторону цвет волос - у Тремьена они поседели, а у Перкина были темно-каштановые - плюс некоторую грузность отца: более мощную шею и массивную фигуру, то во всем остальном оба оставались одного поля ягодой, но за одним существенным исключением: Тремьен источал силу, Перкин - безволие и какую-то аморфность. Там, где Тремьен наступал, Перкин отступал. Тремьен имел дело с живой природой, Перкин - с мертвым деревом.

Неожиданно меня как током ударило: может быть, Тремьен торопится издать свое жизнеописание сейчас из-за Перкина, поскольку боится, что труды его сына станут антикварной ценностью через две сотни лет, а он так и останется забытым. Странная мысль - сильный отец не хочет уступать своему слабому сыну.

Я прекратил свои размышления, поскольку все мои доводы были бездоказательными и явно шли вразрез с моим статусом нанятого биографа.

В комнату ворвался Гарет - он не изменял своей манере жить на ходу - и посмотрел на меня неодобрительно: моя расслабленная поза в кресле ему явно не понравилась, особенно со стаканом вина в руке.

- Вы же обещали… - начал он, но тут же осекся, пожав плечами.

Привычка вести себя достойно в обществе взяла свое.

- Я так н сделаю, - ответил я.

- Неужели прямо сейчас? Я кивнул.

- Прекрасно. Пойдемте, я покажу вам холодильники.

- Оставь его в покое, - вступилась за меня Мэкки. - Дай человеку допить вино.

- Если оп сказал, что умеет готовить, не мешай ему, - с негодованием в голосе бросил Перкин.

- Конечно, - благодушно отозвался я, вставая с кресла, и, взглянув на Тремьена, спросил:

- Нет возражений?

- С моей стороны возражений нет, но с его - могут последовать, - ответил Тремьен.

Перкину явно не понравилось это скупое одобрение.

- Считайте, что вы у себя дома. Отец не даст вас в обиду, - щебетал Гарет, пока мы шли на кухню. - Что вы сделали для него?

- Ничего.

- А что для меня? - шутливо переспросил он и сам же ответил. - Полагаю, тоже ничего. Вам и не требуется что-то делать. У вас все сразу получается. Такой уж вы человек. Холодильники там дальше, в подсобке. Если через нее пройти, то вы очутитесь прямо в гараже.

Он указал на массивную дверь с солидными засовами.

- Я храню там свой велосипед. В подсобке оказалось два холодильника, содержимое обоих изумило меня.

- Этот, - Гарет открыл дверку одного из них, - папа называет пиццехранилищем.

- Или пиццедержателем? - предложил я свой вариант.

- Тоже очень хорошо, - согласился он. Действительно, холодильник был наполовину набит пиццей. Только пицца и ничего другого.

- Когда мы опустошаем холодильник наполовину, - серьезно начал объяснять Гарет, - то делаем новую закупку. Примерно каждые два или три месяца.

- Резонно, - согласился я.

- Все считают нас ненормальными.

Закрыв этот холодильник, мы принялись за другой, в котором я сразу же заприметил четыре упаковки бутербродов с мясом по пятьдесят штук в каждой. Также там было около десяти пакетов с нарезанным хлебом («для тостов», объяснил Гарет), огромная индейка (подаренная Тремьену еще на Рождество)" неимоверное количество брикетов шоколадного мороженого (пристрастие Гарета) и кубиков льда для джина с тоником.

«И за это я продаю свою душу», - пришла в голову дикая мысль, но вербальной реализации она не получила. Напротив, я очень спокойно спросил:

- А что в кладовой?

- Какой кладовой?

- Ну тогда в буфете.

- Посмотрите сами, - посоветовал Гарет, закрывая дверь второго холодильника. - А что вы собираетесь приготовить?