1992

Открыв глаза, Зоя увидела лысого, без шапки, мужичка. Но тот стоял очень далеко и хоть ощупывал ее бесцветным взглядом, голос точно принадлежал не ему.

– Ну? – поторопили ее.

Зоя оглянулась. Рядом стоял высокий, выше торговых рядом, широкоплечий парень. На Зою не смотрел, а пялился куда-то в сторону, с безразличным выражением на лице.

Зоя назвала свою цену. Парень сунул ей скомканную бумажку и сказал:

– Считай, купил. И чтоб не видел тебя здесь больше, ясно?

Зоя, прижав к себе шаль, бежала с рынка, забыв про свой вопрос и Вселенную.

А сразу после этого началась история с дверью. Всякий раз, когда Зоя поднималась по лестнице к себе, дверь на третьем этаже оказывалась чуть приоткрыта. Поначалу она этого не замечала, потом удивлялась, наконец черная щель стала ее пугать. И ничего с этим Зоя поделать не могла. Каждый раз она убеждала себя, что вот сейчас я медленно пойду мимо этой ничем не примечательной двери, а приходила в себя уже только в своей квартире, тяжело дыша и с неистово колотящимся сердцем.

И вот однажды, когда уже черная зима, сменилась нежно-зеленой весной, Зою на выходе из трамвая окликнула сморщенная, сутулая старушка.

– Доченька, внученька, – запричитала старушка. – Помоги мне старенькой спуститься.

Зоя остановилась, и старушка крепко и больно вцепилась в ее локоть когтистыми пальцами.

– И вон проводи меня, дочурочка, – шамкала старушка и Зоя, послушно, еле-еле передвигая ноги, пошла с той совсем в другую от своего дома сторону.

Старушка всю дорогу неопределенно жаловалась на жизнь, приговаривала «доченька-внученька» и казалось, вынимала из Зои все жизненные силы. Хотелось бежать, а приходилось тащиться со скоростью улитки.

Доведя старушку до какого-то драного подъезда, Зоя наконец высвободила локоть и с удовольствием выпрямила спину. Вокруг ярко пахло сиренью. Подбирался синий майский вечер.

– Ой, спасибо, тебе, внученька, – подслеповата щурилась на нее старушка, как будто хотела разглядеть и запомнить.

– Не за что! – весело и четко ответила Зоя и отвернувшись, подумала с облегчением, что хорошо хоть не надо старуху провожать до квартиры.

– Ты совсем что ли дура?! – заорала вдруг за спиной старушка. – Так и проходишь бобылихой всю жизнь!

Зоя резко обернулась, но за неожиданно резвой старушкой уже захлопнулась дверь подъезда.

Происшествие это или сиреневый сладкий дурман в воздухе так повлиял, но Зоя вошла в подъезд думая о чем-то своем и удивившись, осознала себя около приоткрытой двери на третьем этаже. Прежнего страха в ней не было, вообще никаких чувств не было. Зоя толкнула дверь.

Внутри горел свет, на вешалке топорщилась одежда, ровным рядком стояла обувь. Длинный коридор вел на кухню, а оттуда вкусно пахло супом и пирогами.

– Эй, – позвала Зоя. – У вас дверь открыта.

В ответ никто не отозвался, и Зоя шагнула внутрь.

***

Из города выехали засветло на трех машинах – бригада Прапора в полном составе, усиленная еще несколькими соседскими спецами. Люди все опытные, проверенные.

По трассе шелестела поземка, ветер перекидывал с одной обочины на другую россыпь белой шелухи – первый невнятный снег. Настроение с утра было бодрое, злое, как и положено перед акцией. Следом, с опозданием в минут двадцать, шла машина с тяжелым – автоматами и прочим, чтоб случайно не зацепили безопасники. Оружие могли пасти отдельно и подставлять всю бригаду под шмон никто не хотел. Береженного Бог бережет.

Прапор держал Анхеля рядом с собой. Баскетболист ему не нравился. Во-первых, он был не из его бригады, во-вторых, после замеса с Торцом, и так особо некомпанейский Анхель ушел в себя. Что-то там с ним произошло, в этой далекой деревеньке после не сложившегося разговора с незнакомым мужичком. С Торцом вот понятно что случилось – Анхель привез тело с развороченной грудиной, а вот как все было объяснить толком не смог. Даже к доктору в психушку его водили. Взгляд на тысячу ярдов. Шок. Ага. Зассал просто, вот и весь шок, думал Прапор.

Добирались часа четыре с лишком. Большей частью по ухабистой, проселочной дороги. Это было плохо. Бойцы успели перегореть, перелаяться между собой, устать – соленые шутки ушли, лица посерьезнели, заострились, под глазами легли тени. Пару раз останавливались на перекур и размять ноги. Голые, черные поля забрасывало снежной крошкой. Навстречу никто так и не проехал.

Разведчики ждали их на развилке. Припарковались. Шутки совсем исчезли. Все молчали и только зло сплевывали. Курить Прапор запретил.

Пока бойцы готовились, ждали и разгружали фургон с оружием, Прапор, взяв с собой Анхеля, пробрался вместе с разведчиками через лес к пригорку.

С пригорка деревня была как на ладони. Казалась она брошенной, какой-то размякшей, прикопанной в землю, присыпанной старыми листьями. Покосившиеся гребни заборов, одиноко торчащие деревья, битые непогодой облезлые крыши. Сверху как паутина, над домами висела легкая дымка. Было тихо.

– Здесь живет вообще кто-то? – вполголоса спросил Прапор.

Разведчики кивнули, Анхель пожал плечами.

Туманная дымка медленно накатывала на пригорок. Силуэты домов в низине таяли по краям.