Лиззи принадлежала одна четвертая часть маленького «Робинсона-22», единственная роскошь, которую она себе позволила и на которую истратила свою долю наследства. С моей точки зрения, этот вертолет для нее был тем же, что для Роджера яхта, а для меня скачки. Это был способ, избранный старшей сестрой, сказать нам, что если мальчики могут забавляться игрушками, то и девочки тоже. В детстве она научила каждого из нас по очереди, как собирать железную дорогу и пользоваться ею. Она научила нас играть в крикет и лазила по деревьям, как кошка. Когда она была подростком, мы вместе ходили в темный лес и спускались в страшные пещеры. Она защищала нас и врала, если мы что-то делали не так. Благодаря ей мы выросли, понимая, что мужество может проявляться по-разному.
Она заглушила двигатель и, когда винт остановился, спрыгнула на землю из маленького стеклянного пузырька и направилась прямиком ко мне.
- Привет, - сказала она. Миниатюрная, легкая, худощавая, довольная жизнью. Я обнял ее.
- Обед приготовил? - спросила она.
- Нет.
- Вот и хорошо. Я тут кое-чего с собой привезла. Она вернулась к вертолету и вынула из кабины сумку, которую мы вместе отнесли в дом. С пустыми руками она никогда не приезжала. Поэтому я ничего не готовил к ее приезду, разве что ставил в холодильник бутылку шампанского. Я откупорил шампанское и налил ей бокал. Она удобно устроилась в кресле и отпила глоток пузырящегося напитка, одновременно заботливо меня разглядывая.
- Как летелось? - спросил я.
- Немного трясло. Везде еще много снега. Пришлось сесть в Карлайле, чтобы дозаправиться. Четыре часа, от двери до двери.
- Триста пятьдесят миль, - заметил я.
- Совсем рядом.
- Рад тебя видеть.
- Гм. - Она потянулась, казалось, сейчас замурлычет. - Давай выкладывай.
Я рассказал ей почти все, объяснил, кто есть кто:
Сэнди Смит, Брюс Фаруэй, Уотермиды, Джерико Рич, Бретт, Дейв, Кевин Кейт Огден и Джоггер. Рассказал и о Нине Янг и ее метаморфозе.
Она обследовала ящик для денег, стоящий на газете, такой же грязный, как и был. Я показал ей словарь рифм и дал послушать последнюю запись Джоггера. Но даже при всем своем остром уме, скрывающемся под шапкой седеющих темных волос, разгадать, что хотел сказать старый солдат, она не смогла.
- Надо же, как глупо, - проговорила она. - Он сам свалился или его спихнули?
- Спихнуть кого-либо в яму пяти футов глубиной - не самый верный способ убить его.
- Тогда случайно спихнули.
- Пока никто не признался. Слегка поколебавшись, я предложил показать фотографии Джоггера в яме.
- У меня крепкие нервы, - сказала она. - Давай сюда.
Лиззи долго разглядывала фотографии.
- По ним не скажешь, как было дело.
- Нет, - согласился я, забрал фотографии и снова положил их в конверт.
Немного помолчав, она спросила:
- А что это за пробирки в термосе?
Я достал две пробирки из сейфа, куда спрятал их на ночь, и протянул ей. Она вынула их из бумаги, в которую они были завернуты, и посмотрела на свет.
- Десять миллилитров, - сказала она, прочитав надпись. - Иными словами, столовая ложка.
- Всего одна? - слегка удивился я. Мне казалось, что жидкости в пробирках больше.
- Только одна, - подтвердила Лиззи. - Большой глоток.
- Нет уж.
- Пожалуй, действительно пить это не стоит. - Она снова завернула пробирки и положила к себе в сумку, совсем как Нина. - Результат тебе хотелось бы узнать побыстрее, скажем, вчера?
- Было бы неплохо.
- Послезавтра, - весьма прозаично пообещала она. - Скорее не получится.
- Постараюсь дотерпеть.
- Терпение никогда не было в числе твоих достоинств.
Она понюхала содержимое термоса и налила немного в пустой стакан. Затем еще раз понюхала.
- Кофе, - сказала она, - со скисшим молоком.
- Так он в термосе по меньшей мере с четверга.
- Тоже сделать анализ?
- А ты как считаешь?
- Думаю, кофе там, чтобы пробирки не разбились.
- Тогда Бог с ним.
Мы выпили еще немного шампанского и развернули сверток с едой, великолепный подарок от бесспорно лучшего ресторана в Шотландии. «La Potiniere», так он назывался.
- Брауны просили передать тебе привет, - сказала Лиззи, имея в виду владельцев ресторана. - Спрашивают, когда ты вернешься.
Их можно предупредить за полгода, но и тогда вряд ли у них найдется свободный столик. Даже Лиззи, их близкому другу, иногда приходилось вставать на колени. На этот раз они прислали куриные грудки, нашпигованные орехами и запеченные в сливках, кресс-салат с ореховым маслом в отдельной упаковке кальвадос и легкий сырный пирог с лимоном, который просто таял во рту.
По большей части мне безразлично, что я ем. Лиззи ненавидела эту мою черту и наставляла меня при любом удобном случае. Но даже с моей точки зрения, в этой еде было нечто особенное.
Мы мирно посмотрели первый заезд на скачках в Челтенгеме по телевизору. Не стоило оглядываться, уже три года прошло, как я пришел вторым в скачках с препятствиями, но горький привкус поражения чувствовался до сих пор.
- Будь доволен, что тебе теперь не надо во всем этом крутиться, - сказала Лиззи, одновременно наблюдая за мной и за наездниками.
- В чем крутиться?
- Ну, не волноваться, что кто-то другой поедет вместо тебя.