1992, Движущая сила

- Депрессия - понятие клиническое, - сказал он. - Что-нибудь еще? Лихорадка?

- Температуру я не мерил. - Я снова вспомнил поведение Петермана сегодня утром и добавил:

- Отказывается от еды.

Этим сообщением я просто осчастливил Гуггенхейма.

- Депрессия, лихорадка, анорексия, - заявил он, - классические симптомы. - Он взглянул на Лиззи, Куиппа и меня. - Почему бы вам не погулять? Часок. Я не обещаю, но, возможно, тогда я смогу вам что-то сказать. Тут есть мощные микроскопы, мы их используем для исследования организмов на грани видимости. Короче, дайте мне час.

Мы послушно удалились, оставив халаты в вестибюле. Куипп отвез нас к себе домой, где, несмотря на чисто мужскую и книжную обстановку, явно чувствовалось присутствие Лиззи. Однако выражение ее лица заставило меня воздержаться от комментариев. Она сварила кофе. Куипп взял свою чашку и привычно пробормотал слова благодарности.

- Как там мой малыш «Робинсон»? - спросила Лиззи. - Все на том же место?

- Погрузчик будет в понедельник.

- Скажи им, пусть там поосторожнее.

- Упакую его в вату.

- Им придется снимать винт…

Мы с удовольствием выпили черный крепкий кофе.

Я позвонил Изабель. Все в порядке, доложила она.

- Что такое этот Фонд Макферсона? - спросил я Куиппа.

- Меценат-шотландец, - коротко ответил Куипп. - Есть еще маленькая университетская стипендия его имени. Также и государственная субсидия. В лаборатории два великолепных электронных микроскопа, и в настоящее время при них два местных гения, с одним из них вы познакомились. Они проводят свои исследования, и люди в ужасных местах перестают умирать от ужасных болезней. - Он допил кофе. - Гуггенхейм специализируется на векторах Ehrlichiae.

- Не знаю этого языка, - сказал я.

- Ага. Тогда вы не поймете, почему он так заинтересовался, когда я спросил про клещей на лошадях. Есть вероятность, что вы поможете ему разрешить некую загадку. Ничто иное не оторвало бы его от матча по регби.

- А что это за ерлик… как вы там сказали?

- Ehrlichiae? Это, - проговорил он с легкой усмешкой, - плеоморфные организмы, которые находятся в симбиозе с антроподами и ими же переносятся. В общих чертах.

- Куипп! - воскликнула Лиззи. Он сдался.

- Это такие паразиты, которые переносятся клещами. Наиболее известные опасны для собак и скота. Гуггенхейм изучал Ehrlichiae на лошадях еще в Америке. Сам вам об этом расскажет. Единственное, что я знаю, так это то, что он имеет в виду новую болезнь, появившуюся только в середине восьмидесятых.

- Новую болезнь? - удивился я.

- Природа изобретательна, - заметил Куипп. - Жизнь не стоит на месте. Болезни приходят и уходят. Вот и СПИД - новая болезнь. А на подходе может быть что-нибудь и еще более страшное.

- Просто дрожь пробирает, - нахмурясь, сказала Лиззи.

- Лиз, радость моя, ты-то знаешь, что это возможно. - Он взглянул на меня. - У Гуггенхейма имеется теория, что динозавры вымерли не в результате природных катаклизмов, а из-за переносимых клещами рикетсияподобных патогенов. Это, чтоб вам было понятнее, паразитические микроорганизмы, вызывающие лихорадку вроде тифа. Гуггенхейм полагает, что и клещи, и паразиты вымерли вместе с хозяевами, не оставив следа.

- А можно перевозить эти, как их, патогены в жидкости для транспортировки вирусов? - поинтересовался я. - Той, что была в стеклянных пробирках?

Он сначала недоуменно посмотрел на меня, потом решительно покачал головой.

- Нет. Невозможно. Ehrlichiae не вирусы. Насколько мне известно, они вообще не могут жить ни в какой-либо среде, ни на культуре, что и затрудняет исследования. Нет. Что бы там ни было в ваших пробирках, это определенно не попало туда с клещей.

- Чем дальше в лес, тем больше дров, - заметил я огорченно.

- Лиззи - астрофизик, - сказал он, - слушает шорохи Вселенной с самого начала мироздания, а Гуггенхейм разглядывает элементарных паразитов, что можно сделать, только увеличив их в миллионы раз в электронном пучке. Пытаемся разглядеть внешние и внутренние глубины с помощью нашего слабого интеллекта и разгадать непостижимые тайны. - Он улыбнулся, как бы признавая свою ограниченность. - Смиренная правда в том, что, несмотря на все наши открытия, мы все еще на грани познания.

- Но с практической точки зрения, - заметил я, - все, что нам требуется, так это знать, что с помощью мышьяка можно вылечить сифилис.

- Вы не ученый, - укорил он меня. - Нужны такие, как Гуггенхейм, чтобы узнать, что мышьяк лечит сифилис.

- Что правда, то правда, - признал я. Лиззи одобрительно похлопала меня по плечу.

- Полагаю, вам неизвестно, - сказал Куипп, - что именно Эрлих, именем которого и названы Ehrlichiae, впервые доказал, что синтетический мышьяк лечит сифилис?

- Нет, - поразился я. - Никогда не слышал об Эрлихе.

- Немецкий ученый, нобелевский лауреат, основатель иммунологии, родоначальник химиотерапии. Умер в 1915 году. Надо о нем помнить.

В 1915 году, подумал я, Поммерн выиграл дерби. То было во время войны. Неисповедимы пути Господни.

Час спустя Куипп снова привез нас в Фонд Макферсона, где мы нашли бледного и дрожащего от возбуждения Гуггенхейма.