1994, Дикие лошади

Все кивнули, хотя тут и там было замечено сомнение. Не считая невоспроизводимых сцен, где занято пять сотен статистов, первый прогон редко можно увидеть на экране.

Устав от бесконечных экспериментов, Нэш наконец понял, чего я хочу, но понимание не гарантировало, что он сможет это совершить. Однако в этот день по каким-то своим мотивам он решил выложиться полностью и играл с такой напряженной силой, что рты вокруг стола открывались в настоящем недоверии. Монкрифф говорил потом, что у него волосы на голове встали дыбом, кроме тех, что прилипли от пота. Сиббер инстинктивно сполз и вжался в кресло, когда Нэш как грозовая туча навис над ним, и через секунду или две мертвого молчания, когда я сказал, почти не дыша: «Стоп, берем» - операторы и актеры зааплодировали.

Нэш на это только пожал плечами.

- Что ж, это сильно написано…

Он развернулся и пошел из внутреннего пространства стола-подковы туда, где стоял я.

- Ну? - сказал он.

Я был практически безгласен.

- Давайте, - потребовал Нэш. - Скажите это. Скажите: «Прогоним это снова».

Его глаза смеялись.

- Прогоним это снова, - произнес я.

Мы переставили и перенастроили камеры и повторили сцену еще два раза. Все три прошли чудесно, без накладок, и все три были приемлемы, но не только я считал, что первая сцена - это электрический ток без изоляции.

- Этот человек способен убить, - задумчиво сказал о Нэше Монкрифф.

- Он играл.

- Нет. - Монкрифф слегка вздрогнул. - Я хочу сказать - на самом деле.

ГЛАВА 4

Говард проведал, что сцена расследования - пока лучшая из всего фильма. Он услышал от десятка разных людей, что Нэш сказал: «Это сильно написано», но Говард знал, что по его сценарию Нэш не должен был кричать.

- Вы! - яростно зашипел он, уставившись на меня через маленький стол в баре отеля «Бедфорд Лодж» - слишком людном месте, чтобы как следует выразить эмоции, - вы изменили сценарий.

- Ну, не очень сильно, - примирительно ответил я. - Большинство слов в нем, безусловно, ваши.

- Но не чувства, - не успокоился он. - Вы умышленно извратили мои намерения. Вы велели Нэшу потерять контроль и угрожать Сибберу. Вы велели ему выглядеть убийцей, вы сделали это, иначе он не смог бы и подумать об этом, прочитав то, что написал я.

- Послушайте, Говард, - смиренно сказал я, - нам лучше раз и навсегда прийти к пониманию. Я не хочу ссориться с вами. Я хочу, чтобы мы работали вместе и сделали хороший фильм. Вы подписали контракт…

- То, что вы считаете хорошим фильмом, - перебил он, - и то, что я считаю фильмом по своей книге, - это совершенно разные вещи. Все, о чем заботитесь вы, - это то, сколько денег он принесет.

Для успокоения нервов я сделал большой глоток коньяка (к черту безалкогольную этику!) и решил объяснить несколько основных принципов киномира витающему в облаках идеалисту, сидящему напротив меня. Его аккуратные круглые очки поблескивали поверх серьезных карих глаз, а узкие губы были обиженно поджаты.

- Я - это имя, - настаивал он. - Мои читатели ожидают утонченности, сдержанности и психологической глубины. А вы предлагаете им секс и жестокость.

- Хотите еще водки с клюквенным соком?

- Нет.

- Говард, - сказал я, - разве вы не понимаете, на что согласились? О'Хара собрал воедино команду, ради которой фильм финансируется одной из семи ведущих киностудий. Как ни жаль, она не может вкладывать деньги в унылые, слюнявые ленты, которые можно крутить только в элитных киноклубах. Бизнес предназначен для того, чтобы получать прибыль. Такова изнанка, Говард.

- Это непристойно, - с осуждением произнес он.

Я продолжал:

- Шеф О'Хары договорился с компанией и пообещал, что сделает с нами такой фильм, на котором она, по крайней мере, не потеряет вложенные деньги. Ваш собственный мягкий взгляд на этот древний скандал, очевидно, чудесно сработал в контексте романа, и я пытаюсь многое из этого сохранить в фильме. Я сражаюсь на вашей стороне, что бы вы ни думали.

- Что, например, вы пытаетесь сохранить? - спросил он уязвленно.

- Вы полностью написали первую четверть полупризрачной истории о любовниках женщины, которая закончила жизнь в петле.

- Да.

- Ее грезы и сны идут на экран, - напомнил я ему. - Ее любовники - это жокеи, как вы их описали. Но кем были настоящие жокеи? Ездили ли они на лошадях, которых тренировал ее муж?

- Они существовали в ее сознании.

- Но почему она повесилась, Говард? Убил ли ее один из ее призрачных любовников? Сделала ли она это сама? Или ее муж?

Выдержав паузу, он ответил:

- Никто этого не знает.

- Я знаю, что никто не знает, - отозвался я. - Но концовка без какого-либо объяснения не заставит людей платить за просмотр фильма.

Он саркастически изрек:

- Опять изнанка.

- Я дам вам этих призрачных любовников, - сказал я. - А вы разрешите мне земное объяснение.

- Это нечестно.

Я уставился на него. Он был достаточно взрослым, чтобы понимать - в мире существует мало честных вещей. Многие дети в пять лет уже открывают это.

- То, с чем мы имеем дело здесь, - начал я, меняя предмет разговора, - это три версии одной и той же истории.

- Что вы имеете в виду?