- Люди скрывают такое, - просто отозвался Дерри. - Мою жену на самом деле не волновало то, что я больше не могу так легко заниматься с ней любовью, как раньше, но она привыкла шутить с подругами о моей сексуальности. Что за ужасное слово! Она хотела, чтобы люди уважали меня, так она сказала. - Он с любовью и печалью покачал головой. - Валентин посоветовал мне, к какому врачу обратиться. Он сам знал разные способы борьбы с импотенцией и утверждал, что многим из них научился, глядя на животных! Он сказал, что я должен успокоиться и не думать об импотенции как о чем-то постыдном или трагическом. Он сказал мне, что это еще не конец света. - Дерри помолчал. - Благодаря Валентину я пришел к согласию с собой.
- Он помог очень многим, - сказал я. Профессор кивнул, продолжая вспоминать:
- Он рассказал мне об одном способе, который я никогда не решался проверить. Он клялся, что это правда. Я всегда раздумывал… Если я спрошу вас кое о чем, Томас, ответите ли вы мне правду?
- Конечно.
- Вы, быть может, слишком молоды.
- Поверьте мне.
- Но это между нами.
- Да.
Я говорил Монкриффу, что все следует записывать. Но ведь не исповедь, верно?
Профессор продолжил:
- Валентин говорил мне, что ограничение притока кислорода к мозгу может вызвать эрекцию и семяизвержение.
Он подождал моего ответа, но мне понадобилось время, чтобы подобрать слова. Я нерешительно произнес:
- Э… я слышал об этом.
- Тогда скажите мне.
- Мне кажется, что это извращение из общего ряда мании аутоэротизма. В данном случае самопровоцируемое частичное удушье.
Он нетерпеливо сказал:
- Валентин говорил мне об этом тридцать лет назад. Я просто хочу спросить у вас: это действует?
- На себе я не проверял.
Он промолвил с оттенком горечи:
- Потому что вам это никогда не было нужно, так?
- Ну, пока нет.
- Тогда… вам кто-нибудь рассказывал об этом?
- Никто из тех, кто пробовал это сам. Он вздохнул.
- Я никогда не решался попробовать такое.
Это такая штука, которая может выйти из-под контроля.
- А существуют другие?
- Не будьте тупицей, Томас. Я изучал средневековье. Я знаю те факты, которые были письменно зафиксированы. Я пытался нащупать дорогу в ушедший мир. Я не могу ощутить его запах, вкус, жизнь, услышать его звучание. Я не ведаю его тайных страхов и его надежд. Я провел жизнь, учась сам и обучая других истории, передавая им знания, полученные из вторых рук. Если бы я заснул сейчас и проснулся в 1400 году, я не смог бы понять современный язык и не знал бы, как приготовить пищу. Вы слышали старое присловье, что если бы Иисус вернулся и вновь произнес Нагорную проповедь, никто из ныне живущих не понял бы его, потому что он говорил на древнееврейском языке с акцентом уроженца Назарета? Так вот, я потратил жизнь на непонятное и непонятое прошлое.
- Нет, профессор, - воспротивился я.
- Да, - жестко сказал он. - Я не думаю, что теперь это имеет для меня значение. И мне больше не с кем говорить. Я не могу говорить с нудными патронажными сестрами, которые приходят присматривать за мной и называют меня «голубчик». Но я понял, что могу говорить с вами, Томас. Я старый дурак, и я это знаю.
- Пожалуйста, продолжайте, - сказал я. - Расскажите еще о Валентине.
- В последние годы я нечасто видел его. Его жена умерла. Моя тоже. Вы можете подумать, что это могло бы сблизить нас, но это не так. Я предполагаю, что именно жены устраивали наши встречи. И нас с Валентином просто развело в разные стороны.
- Но тогда, давно… - спросил я. - Он знал, что вы интересуетесь ножами?
- О да, конечно. Ему очень нравилась моя коллекция. Он и его жена часто приходили к нам в дом, и пока женщины болтали о своем, я показывал Валентину ножи.
- Он сказал мне, что отдал вам один нож.
- Он сказал вам?…
- Да.
Профессор нахмурился.
- Помнится, он просил, чтобы я никому не говорил, кто отдал мне этот нож. А просто хранил его, пока он не попросит его обратно… но он так и не попросил. Я не думал об этом. Я забыл об этом. - Он сделал паузу. - Почему вы хотите увидеть этот нож?
- Просто из любопытства… и в память о старом друге.
Профессор обдумал мои слова и сказал:
- Я думаю, если он сказал вам так, значит, разрешил бы и показать.
Он встал и вернулся в спальню; я шел следом. Он снова зажег в спальне тусклую лампу.
- Боюсь, - сказал Дерри, - что в этом коробе ножи уложены в три слоя, и, чтобы добраться до того, который вы хотите увидеть, нам придется вынуть второй поддон. Вы можете переставить его на пол? Его даже не надо поднимать на кровать.
Я заверил его, что вполне смогу это сделать. На сей раз я действовал левой рукой - это было немного легче. Третий слой экспонатов состоял не из коричневых картонных коробок, а из длинных пакетов, завернутых в пузырчатый пластик и снабженных этикетками.
- Здесь по большей части шпаги, - сказал Дерри. - И еще шпаги-трости, и пара зонтиков со шпагами внутри. Они предназначались для защиты от грабителей сто или двести лет назад. Сейчас это, конечно, незаконно. Сейчас по закону положено дать себя ограбить. - Он негромко хихикнул. - Понимаете, нельзя причинять вреда несчастным разбойникам.