1995, Дорога скорби

Он говорил с сильным шотландским акцентом, а манеры у него были как у человека, привыкшего командовать. Другой человек, стоявший позади него, совершенно незаметный, оставался молчаливым наблюдателем. Я подошел к жеребцу. Он посмотрел на меня спокойными ясными глазами, без тени испуга. Я провел рукой по его носу, тихо уговаривая его. Он мотнул головой вниз и снова вверх, как будто поздоровался. Я позволил ему обнюхать мою руку. Потом погладил его по шее. Шкура была сухой - ни боли, ни страха, ни смятения.

- Он под наркозом? - спросил я.

- Мне нужно взять кровь на анализ, - сказал шотландец.

- Который вы, конечно, сделаете?

- Конечно.

По лицам другого мужчины и женщины можно было сказать, что они и не заходили в мыслях так далеко.

Я обошел жеребца и присел, чтобы поближе посмотреть на его бабку. Я провел рукой по его ноге сверху вниз, ощущая расслабленные мышцы там, где должны быть тугие сухожилия и связки. Очень трогательно, но обрубок был аккуратный и не кровоточил. Я согнул жеребцу колено и осмотрел место разреза.

Он был сделан чисто, не было видно осколков костей, как будто это сделал шеф-повар, привыкший пользоваться специальным ножом. Жеребец дернул коленом, освобождаясь от моей хватки. Я встал.

- Ну? - с вызовом спросил шотландец.

- Где его нога?

- Вон там, за поилкой. - Он сделал паузу и, когда я уже поворачивался, вдруг добавил:

- Ее нашли не там. Это я ее туда положил. А нашли ее первыми бродяги.

- Бродяги?

- Да.

Миссис Брэккен, присоединившаяся к нам, пояснила:

- Каждый год в июне в одну из суббот все местные туристские клубы выходят гулять по дорогам в этой части графства, чтобы по закону сохранить сюда открытый доступ.

- Если бы они оставались на дорожках и тропках, - проворчал шотландец, - так и были бы в своем праве.

Миссис Брэккен согласилась.

- Они приводят с собой своих детей и собак, устраивают пикники и вообще ведут себя так, как будто это место им принадлежит.

- Но… когда они нашли ногу вашего жеребца?

- Они снялись вскоре после восхода, - угрюмо сказала миссис Брэккен. - В середине июня это примерно я полпятого утра. Они собрались до пяти, когда еще было холодно, и сначала пошли через мои владения, а в дверь они забарабанили в пять пятнадцать. Трое детей были в истерике, а мужчина с бородой и длинными волосами кричал, что обвиняет элиту. При чем здесь элита? Один из этих туристов позвонил газетчикам и каким-то ненормальным защитникам прав животных, и приехала полная машина этих активистов с плакатом «Запретить скачки». - Она закатила глаза. - Я в отчаянии. Потерять чудесного жеребца само по себе тяжело. Но они превратили это в цирк.

Я пошел к поилке посмотреть на ногу, которая лежала позади нее. Вокруг были рассыпаны кусочки конского корма. Я нагнулся и без особенных эмоций поднял ногу.

Я не видел других отсеченных ног. По правде сказать, я думал, что реакция людей была преувеличена. Но сам этот обрубок, с выступающей оконечностью кости, хрящами и отверстиями кровеносных сосудов, это уничтоженное чудо анатомического изящества, помог мне понять ярость и горе всех владельцев. Копыто было подковано - небольшой легкой подковкой для молодых лошадей, которая защищает их передние ноги на пастбище. Десять маленьких гвоздиков удерживали ее на копыте. Эта подкова как бы говорила: цивилизация заботится о копытах жеребят, варварство губит их.

Я всегда любил лошадей. Объяснить близость, которая возникает между лошадьми и теми, что заботится о них или ездит верхом, тяжело. Лошади живут какой-то параллельной жизнью, говорят на параллельном языке, у них свои инстинкты, они лишены людских понятий Доброты или вины и позволяют прикоснуться к необузданному, таинственному состоянию духа. Великий бог Пан живет в скаковых лошадях. Опасно рубить ему ногу. На более прозаическом уровне существования я положил ногу обратно на землю, отцепил от пояса сотовый телефон и, заглянув в его электронную записную книжку, позвонил своему другу-ветеринару, который работал хирургом в больнице для лошадей в Ламборне.

- Билл? Это Сид Холли.

- Давай спи, - отозвался он.

- Проснись. Сейчас шесть пятьдесят, а я нахожусь в Беркшире, и у нас тут двухлеток с отрубленной ногой.

- Господи. - Он сразу проснулся.

- Я хочу, чтобы ты взглянул на него. Что бы ты посоветовал?

- Как давно это случилось? Есть ли возможность пришить ногу?

- Это произошло не меньше трех часов назад. Может, больше. Никаких признаков ахиллесова сухожилия. Оно сократилось и ушло внутрь. Сама ампутация прошла через сустав.

- Одним ударом, как и остальные?

Я запнулся.

- Я не видел другие.

- Тебя что-то смущает?

- Я хочу, чтобы ты посмотрел, - сказал я. Я и раньше сотрудничал с Биллом Раскинем, и нас связывала дружба, которая оставалась неизменной, даже если мы подолгу не встречались.

- Вообще в каком состоянии жеребец?

- Спокойный. Не заметно, чтобы ему было больно.

- Владелец богат?

- Похоже на то.

- Спроси, доставит ли он жеребца - вместе с ногой, разумеется, сюда?

- Она, - поправил я. - Я спрошу.

Миссис Брэккен завороженно смотрела на меня, когда я излагал ей это предложение, и слабо выговорила: «Да!»