- Я знаю. Сиделка говорила мне, когда вы звонили каждый день.
Пеготти ползал по полу, он подрос, стал проворней, тащил все, что ему попадалось, в рот и этим очень смешил сестру.
- Он такой забавный, - сказала Рэчел. - Они не разрешали ему приходить в больницу. Я просилась посмотреть на него и на рыбок. Мне сказали, что от трансплантата я буду болеть, поэтому я хотела сначала съездить домой.
- Да, - сказал я.
Линда приготовила рис с цыпленком и креветками, и мы ели его ложками.
- А что у вас с рукой? - спросила Линда. - Местами она почти черная.
- Это всего лишь синяки.
- У вас пальцы как сосиски, - сказала Рэчел.
- Завтра все уже будет нормально.
Линда вернулась к предмету, который был для нее важнее всего.
- Этот швейцарский донор - он старше меня! У него самого трое детей. Он школьный учитель… приятный человек, и врачи говорят, что он рад поделиться с Рэчел костным мозгом.
- Я хотела бы, чтобы это был Сид, - сказала Рэчел. Я сам прошел тесты, в самом начале, но не подошел. Ни Линда, ни Джо не подходили больше чем на пятьдесят процентов.
- Мне сказали, что он подходит на девяносто процентов, - сказала Линда. - Ста процентов никогда не бывает, даже у родных. Девяносто процентов - это отлично.
Она старалась радоваться. Я не стал бы спорить насчет девяноста процентов. Мне это казалось прекрасным, и врачи не стали бы убивать костный мозг Рэчел, если бы не верили, что смогут заменить его.
- Они посадят меня в пузырь, - сказала Рэчел. - Это вроде пластикового полога над кроватью. Я смогу прикоснуться к этому швейцарцу только через пластик. И еще он не говорит по-английски. Он говорит на немецком.
Данке шен. Я это выучила, чтобы сказать ему. Большое спасибо.
- Он счастливый человек, - сказал я. Линда убрала тарелки и предложила к пудингу мороженое. Она спросила, не останусь ли я с Рэчел, пока она пойдет погулять с Пеготти.
- Конечно.
- Мы недолго.
Когда она ушла, мы с Рэчел сидели на диване и смотрели на рыбок.
- Видите вот этого? - спросила Рэчел. - Это тот, которого вы привезли в четверг. Посмотрите, как быстро он плавает. Он быстрее всех остальных.
Черная с серебром рыбка мелькала по аквариуму, энергично работая плавниками.
- Это вы, - сказала Рэчел. - Это Сид.
- Я думал, что половина из них Сиды, - поддразнил я ее.
- Сид - всегда самый быстрый. Вот это Сид, - показала она. - А остальные больше не Сиды.
- Бедолаги.
Она засмеялась.
- Я бы хотела взять рыбок в больницу. Мама спросила, но они не разрешили.
- Жалко.
Я сидел, легко обнимая ее правой рукой, но она держалась за другую мою руку, за пластиковую. Эта рука по-прежнему не работала как следует.
Несмотря на свежую батарейку и некоторый ремонт, она едва двигалась. После долгого молчания Рэчел спросила:
- Вы боитесь умереть?
Молчание.
- Иногда, - сказал я.
Она говорила тихо, почти шептала. Это был очень серьезный разговор.
- Папа говорит, что, когда вы были жокеем, вы никогда ничего не боялись.
- Ты боишься? - спросил я.
- Да, но я не могу сказать об этом маме. Не люблю, когда она плачет.
- Ты боишься пересадки?
Рэчел кивнула.
- Но без нее ты умрешь, - сказал я.
- Я знаю, что ты это знаешь.
- На что это похоже - умирать?
- Я не знаю. Никто не знает. Мне кажется, это как будто засыпаешь.
Если, конечно, вам повезет.
- Так странно думать о том, что не будешь здесь, - сказала Рэчел.
- То есть думать о том, как быть космосом.
- Пересадка получится.
- Все так говорят.
- Ну так поверь в это. К Рождеству будешь бегать.
Она провела пальчиками по моей руке. Я ощущал слабые вибрации где-то в предплечье. Ничего никогда не теряется насовсем.
- Вы знаете, о чем я стану думать, когда буду лежать в этом пузыре совсем больная?
- О чем?
- Жизнь - сволочная штука.
Я обнял ее, но осторожно.
- Молодец.
- Да. Но скажите мне…
- Что?
- Как быть храброй?
Вот это вопрос, подумал я.
- Когда тебе плохо, думай о чем-нибудь, что ты любишь делать. Когда не думаешь о том, как тебе плохо, то и чувствуешь себя не так плохо.
Она помолчала.
- Это все?
- Это уже много. Думай о рыбках. О том, как Пеготти стаскивает носок и сует его в рот. Думай о том, что тебе нравится.
- А вы так и делаете?
- Так я и делаю, если что-то болит, правда. Помогает.
- А что, если ничего еще не болит, но вот-вот будет что-то жуткое?
- Ну… бояться - это нормально. Тут никто не может помочь. Просто ты не должна позволить страху остановить себя.
- А вы когда-нибудь боялись?
- Да.
Слишком часто.
Она сказала лениво, но с уверенностью:
- Спорим, вы никогда не боялись так, что ничего не делали. Спорим, вы всегда были храбрым.
Я вздрогнул.
- Нет. Не был.
- Но папа сказал…
- Я не боялся на скачках, - согласился я. - Но посади меня в яму со змеями, и я не буду настолько уверен в своей храбрости.
- А как насчет пузыря?
- Я бы залез туда, обещая себе, что, когда выйду, буду бегать.
Она погладила мою руку.
- Вы приедете ко мне? Посмотреть на меня?
- В пузыре? Да, если захочешь.
- Вы делаете меня храброй.
Я покачал головой.
- Храбрость живет внутри тебя.
Мы продолжали смотреть на рыбок. Мой тезка сверкал плавниками и демонстрировал бесконечную выносливость.