1996, По рукоять в опасности

- Он не захочет опозориться. - Эти слова прозвучали рассудительно, но я уловил в голосе Эмили сдерживаемый трепет тренера, который предвидит возможность победы в больших скачках и предвкушает наслаждение триумфом.

Мы вошли в дом. У Эмили не оказалось сил даже на такое обычное дело, как приготовить ужин. Не было сил на это и у меня.

Мы довольствовались тем, что съели хлеб с сыром.

В десять часов она - по заведенному порядку, ставшему для нее привычкой, - отправилась проверить, все ли ее предписания выполнены. Я вышел следом за Эмили и стоял, сам не зная зачем, во дворе, глядя на звезды и взошедшую над горизонтом луну.

- Эм, - сказал я, когда она снова подошла ко мне, - не одолжишь ли ты мне какую-нибудь лошадь?

- Какую еще лошадь? - удивленно спросила она.

- Любую.

- Но… зачем?

- Я хочу… - Как объяснить ей, чего я хотел? - Прокатиться в Дауне… побыть в одиночестве.

- Прямо сейчас! Я кивнул.

- Да уж, нынче вечером ты молчаливее себя самого.

- Мне надо о многом подумать, - сказал я. - В этом и состоит смысл сто двадцать первого псалма?

- Что?

- "Я хочу обратить свой взор на холмы, откуда придет ко мне помощь", - сказала Эмили.

- Эм!

- И холмы помогут тебе, заменив твои горы.

Я не ожидал, что Эмили так верно угадает, о чем я думаю, и не знал, что сказать ей.

Ни о чем не спрашивая и не вступая со мной в спор, Эмили ушла и вскоре снова появилась, принеся седло и сбрую. И опять ушла - на этот раз в один из денников, в котором зажгла свет. Я заглянул туда.

- Вот тебе лошадь. Она тоже принадлежала Айвэну, - сказала Эмили. - Так себе лошадка, зато спокойная. Теперь она, наверное, моя. И ты как душеприказчик Айвэна имеешь право в любое время ездить на ней… Но не давай ей слишком много воли, если у тебя хватит сил.

- Хорошо.

Эмили умело надела на лошадь седло, как следует затянув подпругу.

- Подожди, - сказала Эмили и ненадолго вернулась в дом, откуда вышла, неся для меня синий шлем и теплую куртку.

- Когда подымешься на холм, там может быть ветрено, - сказала она, помогая мне надеть ее.

Эмили была осторожна, но я кряхтел от боли.

- Чтоб его черти жгли в аду, этого Грантчестера, - рассердилась она.

- Эм… Как ты узнала?

- Маргарет Морден звонила мне сегодня, спрашивала, как твое самочувствие. Она мне и рассказала. Она думала, я и без нее все знаю.

- Спасибо, Эм, - сказал я. Этого было достаточно. Никакие пышные слова не выразят всей глубины моей признательности, и Эмили понимает это.

- Езжай, - с улыбкой напутствовала она.

* * *

Быть может, когда-то, думал я, вот так же ехал здесь верхом король Альфред и остановился на том же самом месте, где остановился сейчас и я.

Я находился на одном из самых высоких холмов Даунса и смотрел на восток, в сторону тамошних долин, в которые плавно переходила холмистая местность по мере приближения к Темзе. Во времена короля Альфреда Темза еще не стала важной водной артерией страны, а была скорее извилистой дренажной системой, протянувшейся от Котсуолда до Северного моря.

Король Альфред был образованным для своего времени человеком, дипломатом, поэтом и воином, стратегом, историком, поборником просвещения, законодателем. Как бы я хотел сейчас, здесь, на этом клочке земли, вдохнуть хотя бы крупицу его мудрости, но он ходил по этой земле одиннадцать веков назад. Сколь многое изменилось с тех пор, и только порок и злодейство сохранили свое обличье.

Мне казалось странным, что есть на свете пивоваренный завод, названный именем этого короля, и тот напиток, что делают на этом заводе, пиво, веселящее и бодрящее народ короля Альфреда, великого короля, которого уже так давно нет на свете.

Лошадь Айвэна неторопливо шла себе куда-то вперед, а куда - ни она, ни я толком не знали.

Ясное небо и слабый свет луны над моей головой… Миллионы лет сияют эти звезды и луна… Холодные струйки ветерка шевелят мои волосы. Время способно остудить любой жар, если предоставить ему такую возможность.

Наверное, каждый человек в состоянии понять, что неудачи можно перенести. Надо примириться с той непреложной истиной, что всем доволен никогда не будешь.

Я подъехал к длинному поваленному стволу дерева. Многие тренеры в Даунсе использовали такие стволы, чтобы приучить молодых лошадей преодолевать препятствия. Решив дать лошади передышку, я спрыгнул с седла и сел на бревно, свободно держа в руке поводья, а лошадь тем временем опустила голову, стала щипать траву. Ее присутствие умиротворяло меня, помогая ощутить родство с древним миром природы, почувствовать себя крохотной его частицей.

Я сам причинял себе страдания, слишком сильные, чтобы уметь справиться с ними. А зачем, чего ради?

Пять дней прошло с того вечера, когда меня втащили в сад Грантчестера, где бандит по имени Джэззо, надев боксерские перчатки, хорошо поставленными ударами повредил мне ребра и бил меня с такой силой, что я вздрагивал при одном воспоминании об этом. У меня не было возможности ни уклоняться от ударов, ни как-то защищаться, оставалось только ругать этого Джэззо ублюдком.