1996, По рукоять в опасности

Если бы Микеланджело мог писать акриловыми красками, он, по-моему, был бы рад этому. Акриловые краски дают художнику бесконечное богатство возможностей и никогда не блекнут. Они на целые мили опережают масло.

Будучи двадцатидевятилетним сыном четвертого (покойного) сына графа и имея трех дядюшек, четырех тетушек и двадцать кузенов и кузин, я не рассчитывал на наследство. Но банальной охоте за пропитанием все-таки предпочел уединенные занятия живописью.

Бедный смешной Александр!

Я выплатил моему дядюшке (нынешнему графу, которого мы, его родные и близкие, между собой звали «Сам») нечто вроде ренты за ту развалюху, в которой он разрешил мне обитать в его владениях. Целый год я по его заказу и выбору малевал главным образом «портреты» лошадей и собак. Меня это, впрочем, не тяготило. Я с удовольствием угождал дяде Роберту.

Сидя в своем стареньком джипе в то сухое, пасмурное и прохладное сентябрьское утро, я занимался тем, что вскрывал и читал адресованные мне письма и писал ответы на них. Кроме писем, тут было два чека за проданные картины. Эти чеки я отправил в банк. Пришел на мое имя также заказ из Америки на шесть больших картин, которые надо было сделать, как говорится, вчера.

Смешной, сумасшедший Александр при всей его странности в действительности преуспевал, не распространяясь, впрочем, об этом.

Покончив с разбором бумаг и отправкой писем, я повел свой джип на север, сначала по усыпанной гравием равнине, за которой следовал долгий подъем по привычному для меня бездорожью. В конце этого подъема не было ничего, кроме моего безымянного дома в горах Монадлайат. «Между озером Несс и Авимором» - так я обычно объяснял, где искать мой дом, и не видел в этом ничего неладного.

Что ни говори, а тот, кто когда-то давным-давно выстроил эту хижину, удачно выбрал место для нее. Задней стеной она опиралась о гранитную стену, защищавшую домик с севера и востока, благодаря чему зимние вьюги проносились над ним, не занося снегом. Спереди же находилось что-то вроде небольшого каменистого плато, которое круто обрывалось вниз, открывая вид на просторные долины, холмы и дорогу далеко внизу.

С этой дорогой, служившей мне напоминанием о внешнем мире, было связано одно неудобство: с нее было видно мое жилище и слишком уж часто у порога появлялись пешие странники с рюкзаками, в шортах, туристских башмаках на толстенной подошве. Они, казалось, были рады поделиться со мной своей неиссякаемой энергией. Наверное, нигде в мире не осталось больше уголка, недоступного для их вездесущих ног.

В день получения почтовой открытки от матери, вернувшись к себе, я застал возле хижины четырех таких субъектов, без всякого стеснения сующих повсюду свои носы. Мужского пола. В очках. В синих, красных, оранжевых куртках. На спинах - рюкзаки. Говорят по-английски. На диалектах.

Давно миновали те дни, когда я предлагал путникам чай, отдых и приятную беседу. Раздраженный чужим вмешательством в мое уединение, я въехал на плато, остановил джип и, вынув ключ из замка зажигания, направился к своему парадному (и единственному) входу.

Эти четверо прекратили бесцеремонное разглядывание моих владений и выстроились в ряд, загородив дорогу.

- Внутри никого нет, - произнес один из них. - Все заперто.

- Что вам угодно? - спросил я, стараясь оставаться невозмутимо спокойным.

- Это он тут живет, - сказал кто-то из них.

- Может, он самый, - отозвался другой.

Я почувствовал, как по спине у меня пробежал холодок. От них исходила какая-то смутная угроза. Они не испытывали ни малейшей неловкости, свойственной людям, вынужденным злоупотреблять чьим-то гостеприимством. И не собирались уступать мне дорогу. В глазах - ни тени заискивающей учтивости, ни намека на дружелюбие - одна недобрая сосредоточенность.

Я остановился и спросил еще раз:

- Что вам угодно?

- Где это? - спросил тот, что заговорил первым.

У меня вдруг возникло сильное желание прекратить разговор и обратиться в бегство. Потом я жалел, что не последовал совету своего инстинкта, но сразу как-то непросто было осознать, что эти туристы с ободранными коленями и обветренными лицами по-настоящему опасны.

- Не представляю, что вы имеете в виду, - сказал я, поворачиваясь к ним спиной и направляясь обратно к машине. Это было первой ошибкой. Второй раз я ошибся, услышав, как позади меня посыпались камешки под тяжелыми башмаками, но все еще всерьез не поверил в агрессивные намерения пришельцев.

Они схватили меня и, повернув к себе лицом, принялись со знанием дела бить кулаками. Согнувшись от невыносимой боли в животе, я видел перед собой что-то вроде мозаичной картины: сосредоточенные злые лица, серый дневной свет, отражающийся в стеклах неуместных очков, мелькающие в воздухе руки и какие-то беспомощные горы, которые вот-вот рухнут оттого, что опасно наклонилась линия горизонта. Удар ребром ладони по шее. Удар под ребра. Профессионально, классически. Еще и еще. Глухой стук, зверская боль, и снова, и снова…