1b353ea713c73c68451a843e6ddfd834

  А вот улыбаться так и не научилась. Кажется, для этого нужно что-то еще. Может быть, нужна родословная, состоящая из предков, которые умели улыбаться. Я это ненавидела столь же сильно, как всю эту суету из-за пижам...Я ненавидела их улыбки. Врала мужу в постели, притворяясь, что мне нравится, хотя на самом деле не нравилось. Уверена, он знал, но разве он взял нож и ударил им меня? Нет, он просто улыбался. Он сидел на огромной французской кровати - его волосы были взъерошены, мускулы натренированы, мужчина в самом расцвете сил, слегка пахнущий сеном. Смотрел на меня тусклым взглядом и улыбался. В такие моменты мне хотелось плакать. Я была беспомощна от горя и ярости. Уверена, потом, когда он увидел разбомбленный дом, и еще позже, когда его выгнали с фабрики и отняли ее, он улыбался точно так же.

  Эта безмятежная улыбка превосходства - наигнуснейший из человеческих грехов. Поистине, преступление богачей. Единственное, что невозможно простить. Я в состоянии простить людей, которые дерутся или убивают друг друга, если им нанесли обиду. Но если они только улыбаются и ничего не говорят, я просто не знаю, что с этим делать. Иногда у меня такое чувство, что никакое наказание не может быть для них достаточным. Я, женщина, выбравшаяся из землянки, ничего не могла противопоставить этому человеку. Мир не мог причинить ему вред, что бы ни делал с ним, с его богатством, с его землями и со всем, что для него важно. Эту улыбку нужно было стереть с его лица. Неужто эти знаменитые революционеры об этом не знают?

  Акции и драгоценности могут исчезнуть, но следы эти остаются, некое остаточное цветение, его ореол окружает богачей даже после того, как они потеряют всё. Возьми настоящего богача и раздень его догола, у них всё равно остается аура богатства, и никакая сила в мире не сможет у них эту ауру отнять. Факты таковы: если человек, у которого есть пятьдесят тысяч акров, например, или фабрика с двумя тысячами сотрудников, потеряет всё, он всё равно будет богаче, чем люди вроде меня, как бы хорошо у нас ни шли дела.

  Как им это удается? Не знаю. Послушай, я была там, когда богачи вернулись домой и у них настали тяжелые времена. Весь мир ополчился против них. Все их ненавидели. Постепенно, шаг за шагом, методично у них отнимали всё, все их зримые богатства, а потом, невероятно искусно, отняли богатства незримые. Но всё равно эти люди оставались столь же спокойными, как прежде.

  Я стояла и глазела на них. Я не злилась. У меня не было ни малейшего желания над ними насмехаться. Не собираюсь петь дифирамбы во славу богачей, не собираюсь без конца говорить о бедняках и богачах. Не пойми меня превратно, знаю, звучало бы хорошо, если бы я начала кричать на рассвете о том, как я ненавижу богачей, их деньги и власть. Да, я их ненавидела, но ненавидела я вовсе не их богатства. Скорее, я их боялась или испытывала священный трепет - так первобытные племена боятся грома и молнии. Я злилась на богачей так же, как люди злятся на богов. Знаешь - эти пузатые божки человеческих размеров, которые хвастаются, пустословят, настоящие жулики, вмешиваются и портят жизнь простым смертным, пробираются в чужие постели, в жизнь женщин, воруют еду со стола - божки, которые ведут себя очень по-человечески. Просто посредственные услужливые божки человеческих размеров.

  Вот что я чувствовала, когда думала о богачах. Я их ненавидела не из-за их денег, поместий и драгоценностей. Я не была революционным пролетарием, не была рабочим с правильным самосознанием - ничего подобного.

  Почему? Из-за низов, с которых я поднялась. Мне было известно больше, чем оратору на перекрестке, я знала что под всем этим, в основании вещей, нет и никогда не было справедливости: если пресечь одну несправедливость, ее сразу же заменит другая. Более того, я была женщиной, красивой женщиной, и хотела занять свое место под солнцем. Разве это - преступление? Может быть, революционеры, которые наживаются, обещая, что всё будет хорошо, если мы уничтожим всё, что есть в мире плохого и что в других обстоятельствах мы сочли бы плохим, наверное, презирали бы меня за это. Но хочу быть честна с тобой. Я хочу дать тебе всё, всё, что у меня есть, еще есть, и не только драгоценности. Вот почему я должна тебе признаться: я ненавидела богачей потому, что деньги были единственным, что я могла у них взять. А всё остальное - тайный смысл богатства, это очущение инакости, окутывавшее меня более пугающими чарами, чем деньги, богачи мне не дали. Они всё это так хорошо прятали, что революционеры не смогли это у них отнять. Они хранили всё это более надежно, чем ценности в сейфах иностранных банков, чем слитки золота, зарытые у них в саду.