Кроме того, я удивлялась, какие у него чистые вещи. В смысле - шкафы, серванты и полки, на которых он хранил рукописи и книги. За это отвечала не уборщица, а он сам. Он буквально излучал порядок, был просто одержим этим. Не мог допустить, чтобы пепел или окурки скапливались в пепельнице. Каждые полчаса выбрасывал содержимое пепельницы в бронзовое ведро, которое сам относил по вечерам к общему мусорнику. На его письменном столе царил такой же порядок, как на кульмане в конструкторском бюро. Я никогда не видела, чтобы он передвигал мебель, но когда бы ни пришла, порядок был такой, словно уборщица только что покинула квартиру. Порядок был внутри него, в его личности и в жизни. Но кое-что я поняла лишь потом, и даже сейчас не уверена, что действительно поняла. Это был искусственный, а не живой порядок, если ты понимаешь, о чем я. Именно потому, что внешний мир разваливался на части, он преисполнился решимости поддерживать свое внутреннее чувство порядка. Это была последняя линия обороны против внешнего хаоса, маленький личный бунт. Как я уже сказала, я на самом деле даже сейчас этого не понимаю. Просто рассказываю.
Той ночью я спала с правильным ровным сердцебиением. Он был прав - мое тело что-то вспоминало. Но что именно? Тогда я не знала, но сейчас могу объяснить... Он напоминал о моем муже. Я давно не думала о муже, много лет его не видела и не хотела видеть. Думала, что забыла его. Но моя кожа, мои внутренние органы и сердце его не забыли. И когда я вошла в жизнь этого лысого мужчины, который был близким другом моего мужа, мое тело сразу же начало вспоминать. Всё в нем напоминало мне о муже. Что-то было в том, как эта лысая безмолвная фигура появилась из ниоткуда. Он был - словно волшебник с дурным характером, который больше не интересуется магией или фокусами. Мне понадобилось время, чтобы понять, почему меня тянет к нему и что именно я вспоминаю.
Всё это было - как сон, странный сон. Людей окружали, как собак. Окружали и убивали. Дома рушились. В церквях было столь же много людей, как на пляжах.
Мало кто остался у себя дома, так что не было ничего особо странного в том, что я переехала в чужую квартиру, но я знала, что нужно быть осторожной и не совершать ошибки, иначе он меня прогонит. Или исчезнет в тяжелейший момент войны и оставит меня одну. Я знала, что, если попытаюсь его соблазнить или буду слишком покладистой, он просто укажет мне на дверь, и кто знает, где я в итоге окажусь. Также я знала, что ничем ему не могу помочь, просто потому что он ни в чем не нуждается. Он был одним из тех несчастных, кто может вынести всё, любые лишения или унижения, смирится со всем, кроме идеи принять чью-то помощь.
Что это значит? Он был снобом? Конечно, он, среди прочего, был снобом. Он не мог принять помощь, потому что был одиночкой и снобом. Позже я поняла, что за его манерами сноба скрывается что-то еще. Он защищал что-то - не себя, нет: он пытался сберечь культуру. Ничего смешного. Наверное, ты вспомнил те оливки. Ты над этим смеешься? Мы, пролетарии, на самом деле не понимаем идею 'культуры', милый. Мы думаем, что культура - это умение цитировать, придавать значение мелочам, не плевать на пол и не рыгать во время еды. Но это - не культура. Это - что-то другое. Он хотел защитить другую концепцию культуры. Он не хотел, чтобы я ему помогала, потому что больше не верил в людей.
Некоторое время я думала, что он хочет защитить свои произведения. Мир довольно мерзок, так что хочется защитить от него свое творчество. Но узнав его получше, я с удивлением поняла, что он полностью перестал писать.
Ты спросишь, что же он делал? Просто читал и гулял. Тебе это может быть тяжело понять, ты - прирожденный артист, истинный профессиональный барабанщик. Ты не можешь представить себе жизнь без игры на барабане. А он был писателем, который больше не хотел писать, потому что не верил, что книги способны изменить человеческую природу. Нельзя сказать, что он был революционером: он вовсе не хотел изменить мир таким образом, поскольку не верил, что человеческую природу можно изменить с помощью революций. Как-то раз он сказал, что нет смысла менять общество, потому что люди останутся точно такими же, как прежде. Он хотел чего-то другого. Он хотел изменить себя.
Ты не понимаешь - конечно же, не понимаешь. Я и сама долгое время не понимала, не верила ему. Осторожно ходила вокруг него, радуясь, что он меня терпит. Город был переполнен людьми, которые жили тайно, мужчин и женщин, в основном - евреев. Люди прятались от милиции...Ладно-ладно, расслабься. Верю, что ты понятия не имеешь, что тогда творилось в Будапеште. Наверное, ты не можешь знать, как тогда там жили люди - они жили тихо, как насекомые. Многие спали в платяных шкафах, словно моль летом, их окружал запах нафталина. Вот так я разбила лагерь в его квартире. Старалась не шуметь, не подавать признаков жизни.