1b353ea713c73c68451a843e6ddfd834

  Он не обращал на меня внимания. Иногда садился и, словно заметив, что я здесь, улыбался и задавал какие-то будничные вопросы, вежливо, весело, так, словно мы уже много лет провели в разговорах.

  Однажды я пришла в семь часов вечера. В воздухе уже чувствовался запах осени, дни становились короче. Я вошла в квартиру и увидела его лысую голову, он сидел у окна в сумерках. Не читал, просто сидел там, сложив руки, смотрел в окно. Он услышал мои шаги, но не обернулся.

  - Ты знаешь китайские цифры? - спросил он, не обернувшись.

  Когда-то он мне казался поистине сумасшедшим. Но я научилась с этим справляться. Фокус заключался в том, чтобы вступить в разговор безо всяких околичностей, подхватить нить беседы там, где он ее бросил. Ему нравилось, когда я отвечала кратко, словом-двумя, просто 'да' или 'нет'. И я покорно отвечала. Сейчас ответила 'нет'.

  - Я тоже не знаю, - спокойно сказал он. - Совсем их не понимаю, потому что они используют понятия, а не буквы. О их цифрах не имею ни малейшего представления. Знаю лишь, что они не используют арабские цифры. Или древнегреческие. Так что можно предположить..., - это была одна из его коронных фраз, здесь он всегда поднимал указательный палец, словно учитель, объясняющий что-то особенно дремучему классу, - ...что именно поэтому у них нет никаких технологий. Потому что технологии начинаются с арабских цифр.

  Он выглядел уставшим, сидя у окна и всматриваясь в сырой серый вечер. Мысль о том, что китайские цифры вовсе не похожи на арабские, явно его раздражала. Я просто смотрела и ничего не говорила, поскольку знала о китайцах лишь то, что их очень много, кожа у них желтая, и они постоянно улыбаются. Читала об этом в каком-то журнале.

  - Так что технологии начинаются с арабских цифр? - нервно переспросила я.

  В это мгновение где-то возле Замковой горы раздался оглушительный взрыв, грохотала зенитная установка.

  Он посмотрел в том направлении и очень удовлетворенно ответил: 'Да, - словно радуясь тому, что его аргумент получил столь яркое подтверждение. - Слышала этот взрыв? Это - технология. Одна из причин, по которой нам нужны арабские цифры. Греческие или римские цифры умножать и делить намного сложнее. Только подумай, как много времени нужно, чтобы понять, как записать двести тридцать четыре тысячи триста двенадцать в греческой системе. С помощью греческих цифр это сделать невозможно, мадам, абсолютно невозможно».

  Кажется, он этим был доволен. Несмотря на отсутствие образования, я понимала каждое его слово. Но не понимала, во что в итоге складываются эти слова, не понимала этого человека. Не понимала, кто он и что. Он - комедиант? Он меня дразнит? Он казался взволнованным, словно стоял возле только что изобретенной машины - так другие держат новый замок или калькулятор. Я не знала, как к нему пробиться. Поцеловать его? Дать пощечину? Он может ответить на мой поцелуй. А может просто принять поцелуй или пощечину и спокойно что-то ответить. Может сказать что-то вроде 'Знаешь ли ты, что каждый шаг жирафа достигает пятнадцати футов?'. Он как-то раз такое сказал посреди разговора, безо всякого повода. Сказал, что жирафы - ангелы животного мира, потому что в самой их природе есть что-то ангельское. Даже их название говорит об ангельской природе - изначально они назывались 'сераф'.

  Мы шли по осеннему лесу в конце войны. Он громко рассуждал о жирафах, он был просто в восторге от того, как много зелени нужно съесть жирафам, чтобы выжить, чтобы поддерживать эту длинную шею и крошечную головку, мощную грудную клетку и огромные копыта...он словно читал стихи, какой-то непостижимый гимн. Он находился в круговороте декламации, был в восторге от того, что жив и что в мире существуют жирафы. Мне было неловко, когда он говорил так о жирафах или китайских цифрах. Но со временем я стала бояться меньше, словно тоже пьянела от его слов. Я закрывала глаза и слушала его дрожащий голос...На меня действовало не то, что он говорил, а странная, иррациональная утрата контроля, то, что он стеснялся и ликовал в одно и то же время. Словно мир был одним большим празднеством, а он был этого празднества жрецом, вопил, как дервиш, пел и возвещал всему миру смысл празднества...неважно, были этим празднеством жирафы или арабские цифры.

  Знаешь, что еще скрывалось за этим? Вожделение.

  Не в том смысле, в каком это слово понимает мир и воспринимают люди. Наверное, это было вождение, каким его воспринимают растения, высокие папоротники, ароматные лианы, жирафы или серафимы. Быть может, такого рода вожделением обладают и писатели. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что он не был безумцем - он просто был полон вождения. Его вождение провоцировал мир, ткань мира: слово и плоть, голоса и камни, всё, что существует, что осязаемо, но смысл его и сущность постичь невозможно. Когда он говорил вот так, был столь серьезен, как люди в постели после оргазма, когда лежат с закрытыми глазами. Да, милый... Примерно так.