1b353ea713c73c68451a843e6ddfd834

  Я не считаю, что отношения, в которые вступили люди, которые они несколько десятилетий подпитывали, обеты, которые они необдуманно принесли - это простые формальности. Я верю в святость брака. Для меня развод - некое кощунство. Вот так меня воспитали. Я верю в святость брака, не просто из-за своего воспитания, а потому, что моя религия требует от меня этой веры. Я верю в святость брака, потому я - женщина, и развод для меня - не большая формальность, чем церковный ритуал или регистрация брака: оба эти ритуала связывают людей, их тела и души, на веки вечные, или разделяют их и отправляют каждого своей дорогой. Ни мгновения я не тешила себя мыслью, что мы с мужем останемся "друзьями" после развода. Конечно, он был галантен и продолжал беспокоиться обо мне, он был великодушен, как того требуют обычаи. А вот я - нет. Я не была вежлива или великодушна. Я даже забрала пианино, да, имела право. Я была в ярости и жаждала мести, я бы с радостью забрала весь дом, вплоть до занавесок - всё. В тот момент, когда мы развелись, я стала его врагом, и останусь им до самой смерти. Я не хочу получать от него дружеские приглашения на обед в ресторане в парке, не хочу играть роль маленькой женщины, не хочу быть деликатной, не хочу приходить в дом бывшего мужа и присматривать там за всем, потому что слуги крадут у него постельное белье. Мне будет всё равно, даже если они украдут всё, я даже не брошусь к нему, если услышу, что он болен. Почему? Потому что мы развелись, понимаешь? Это нельзя просто так сбросить со счетов.

  Подожди, я забираю обратно свои слова о его болезни. Не хотелось бы, чтобы он заболел. Если заболеет, я его проведаю в санатории. Над чем ты смеешься? Надо мной? Думаешь, я надеюсь, что он заболеет и я смогу его проведать? Ну, конечно, я на это надеюсь. Надеюсь и буду надеяться. Но не хотелось бы, чтобы он заболел серьезно. Он был такой бледный, ты не заметила?...Он такой бледный уже несколько лет.

  Я всё тебе расскажу. У тебя есть время? Жаль, вот у меня времени очень много.

  Посмотри, вот мороженое. После школы я нашла работу в конторе. Мы тогда еще переписывались, да? Ты уехала прямиком в Америку, но мы некоторое время продолжали переписываться, три или четыре года, думаю. Помню, у нас была нездоровая, глупая щенячья влюбленность. Сейчас я такое осуждаю. Кажется, мы не можем жить без любви. Тогда я любила тебя. Как бы то ни было, твоя семья была богата, а мы жили в трехкомнатной квартире, и двери кухни выходили в коридор - квартира очень среднего класса с выходом в коридор. Я смотрела на тебя снизу вверх, с восхищением, сейчас я понимаю, что у молодых людей это - признак эмоциональной привязанности. У меня тоже была нянька, но она получала горячую воду только после того, как я покупаюсь. Такие детали очень важны. Между нищетой и богатством - пугающе много оттенков светскости. А если спускаться вниз от нищеты, как ты думаешь, сколько оттенков там? Ты богата, так что тебе неведомо, сколь огромна разница между четырьмя и шестью сотнями в месяц. Эта разница - больше, чем между двумя и десятью тысячами в месяц. Сейчас я очень много об этом знаю. Когда я жила дома, наш доход составлял восемь сотен. Мой муж зарабатывал шесть с половиной тысяч в месяц. Этим нельзя было не воспользоваться.

  У них всё было немного не так, как у нас. Мы жили в съемной квартире, они - на съемной вилле. У нас был балкон с геранью, у них - маленький сад с двумя клумбами и старым орехом. У нас был обычный ледник, который мы летом наполняли льдом, а у моей свекрови был маленький электрический холодильник, который мог производить и маленькие аккуратные кубики льда. К нам приходил обычный домашний мастер, а у них работала супружеская пара - слуга и кухарка. У нас было три комнаты, у них - четыре, на самом деле - пять, если посчитать холл. Но их холл был настоящим залом с легкими шифоновыми занавесками на дверях, а у нас - просто входной холл с ледником, темный городской будапештский холл со щеткодержателем и старомодной вешалкой. У нас был радиоприемник с тремя переключателями, который папа собрал из собственноручно купленных деталей, это была радиола - по радио можно было словить даже Японию, а граммофон работал от сети и автоматически переключал записи. Меня воспитывали с мыслью, что я сама должна зарабатывать себе на жизнь, а моего мужа воспитывали главным образом для утонченной вежливой жизни в соответствии с важными светскими правилами. Следование правилам было жизненно необходимо. Между нами лежала социальная пропасть, но я тогда этого не понимала.

  Как-то раз за завтраком у нас был разговор. "Эта розовато-лиловая обивка в столовой немного утомляет, - сказал он. - Она какая-то грубая и громкая, какк люди, которые всё время друг на друга кричат. Поищи по городу, дорогая, найди новую обивку к осени".

  Двенадцать стульев нужно было обить в менее "утомительный" цвет.