2 000 000 километров до любви. Одиссея грешника

Одно из самых странных заданий, данных мне Аджаном Ча, было созерцание смерти. Причем практически в буквальном смысле этого слова — я должен был смотреть на трупы. Чтобы продлевать визу, мне нужно было регулярно ездить в Бангкок. Будучи членом известной всей стране общины, я получил разрешение на посещение морга, хотя для обычного гражданина доступ туда был закрыт. Также меня допускали в больничное отделение, где я присутствовал при вскрытии. Я видел, как человеческие тела — молодые и прекрасные, равно как и старые и морщинистые, — разрезают на куски специальными инструментами. Мой учитель считал, что такой опыт позволяет проникнуться идеей, что красота преходяща и временна. Вероятно, для меня подобные картины оказывались менее шокирующими, чем для других. Ведь еще в детстве я проявлял интерес к мертвому телу, так что в каком-то смысле привык к тому, как оно выглядит. Очень часто в моей жизни случались моменты, когда я чувствовал — смерть мне ближе, чем жизнь.

Три года самоотрешенных медитаций

Пребывание в тайском монастыре я вспоминаю как жизнь на грани возможностей. В Гамбурге в студенческие годы я вел сумасшедшее существование, принимал наркотики, и это была одна крайность — чрезвычайный гедонизм, вседозволенность и невоздержанность во всем ввергли меня в бездну отчаяния. Теперь я проверял себя на прочность в прямо противоположных условиях. Каждый день был подчинен законам строгой дисциплины. Предельный аскетизм, предписанный общинникам, был невыносим для большинства выходцев с Запада. Вероятно, я подсознательно ощущал необходимость приема такого горького «лекарства», которое помогло бы мне «компенсировать» разгульную юность. Тем более я никогда не был сторонником полумер и во всем шел до конца. При этом надо сказать, что в буддизме самоистязание вовсе не считалось целью. Суть этого вероучения в том, чтобы не впадать в крайности и избегать двойственности. Противостояние хорошего и плохого, черного и белого, счастья и несчастья должно потерять актуальность. Путь буддиста предполагает достижение такого состояния, где противоположные полюса теряют свою значимость.

Аджан Ча некогда, как и мы, ходил по деревням за подаянием, но теперь уже этого не делал. Однако он все равно везде держал при себе чашу для сбора милостыни и иногда давал мне ее поносить. Во время одной из наших еженедельных прогулок и бесед, которые он проводил с последователями, он при большом скоплении общинников взял меня за руку и сказал, что считает меня истинным монахом. Мои товарищи были озадачены таким заявлением. Учитель пояснил:

— Все, что делает Клаус, он делает от чистого сердца. Он не рассчитывает выгоду, не поступает рационально.

Длительные медитации, которым я упорно предавался в последующие три года, доказывают, что слова учителя стали для меня мощной мотивацией. Я был очень польщен.

Окружающие сильно завидовали моему положению. Сейчас мне не кажется, что я был достоин такого отношения наставника, и все же я могу понять, почему он так обо мне отозвался. К моменту появления в монастыре я разочаровался в философских теориях и богословских построениях. Опыт научил меня не доверять им. Я оценивал вещи и явления исходя из собственных знаний, впечатлений, ощущений. Если та или иная практика давала осязаемый положительный результат — прекрасно. Если не давала, тогда я отвергал всю стоящую за ней теорию и весь этот путь в целом. Таков был мой подход. И вот передо мной возникло учение буддизма. Мне думалось: чтобы достичь высот на этом пути, нужно отказаться от всего, что я ранее узнал из книг. Тогда мне явится подлинная правда и откроются духовные ценности, недоступные разуму и непостижимые с помощью традиционного образования. Я не переносил формализм и иерархию. Меня интересовала суть, а не внешняя сторона явлений. В последующие месяцы я усиленно упражнял тело и душу, вникая в постулаты буддизма. Во мне родилась новая надежда, и она меня окрыляла.

Целью пребывания в монастыре было достижение нирваны, неописуемого состояния свободы от любых привязанностей, да и в целом от бремени существования в этом мире. Аджан Ча говорил:

— Тот, кому удалось полностью сосредоточиться на медитации хотя бы на шесть минут и начисто прогнать все посторонние мысли, уже достиг нирваны.