2 000 000 километров до любви. Одиссея грешника

Одним из самых сильных прорывов, пережитых мною во время экспериментов с буддизмом, стало достижение состояния чистого сознания. Оно каким-то образом оказывалось автономным от работы мозга. В этот момент передо мной в один миг проносилась вся моя жизнь от самого зачатия. Я не понимал значения этого опыта, пока не стал христианином. После встречи с Христом я осознал, что Он хотел сказать словами: «Все волосы у вас на голове сочтены» и «Все тайное станет явным».

Существует определенная позиция, точка зрения, при которой пространство и время отходят на второй план и ты видишь все события, если можно так сказать, происходящими в одном месте и в одно и то же время. Таков взгляд Бога. Для Него нет срока давности, Он видит и оценивает все и во всех деталях. И хотя мы и созданы по образу Божьему, мы не равны Богу по своей сущности. Мы можем породниться с Ним, только став Его детьми. То есть Он усыновляет нас. Однако пока этого не произошло, нам нужно искать Его милости и благодати, устремляться к Нему духовно, хотеть встречи всем сердцем, всей душой. Я встал на этот путь в тот памятный понедельник в Лозанне и в определенном смысле «обнулил» весь свой предыдущий опыт, начав все сначала.

Сразу после возращения домой, из Лозанны во Фрибург, я столкнулся с событием, которое показало мне: только что обретенный мной Отец Небесный здесь, рядом. За пару месяцев до того меня уволили из частной школы, именуемой «Институтом Ла Грюэр» (La Gruyere), где я преподавал в течение года. Директор был краток:

— Господин Кеннет, вы нам не подходите.

Я вынужден был с ним согласиться.

Ученики школы, дети состоятельных родителей, были весьма заносчивыми и высокомерными. Администрация очень заботилась о репутации учебного заведения. А я был свободолюбивым хиппи, белой вороной, да еще оказался сильно занят своими проблемами. Положа руку на сердце, надо признать, что я не считался с навязываемыми школой правилами. Мое отношение, таким образом, предопределило мою судьбу — то есть скорое увольнение. Но отсутствие работы в моем положении означало, что мне придется покинуть Швейцарию. Может быть, переезд должен был стать болезненным, но необходимым сопровождением начала нового жизненного этапа? Ведь когда я появился на свет, в 1945 году, мои родители тоже были в дороге — они были беженцами, спасавшимися из проигравшей войну страны. И сейчас у меня возникло ощущение, что духовное перерождение опять сопровождается турбулентными внешними обстоятельствами. Но в отличие от моего биологического отца, Отец Небесный не бросил меня.

Перед моим отъездом из Лозанны Морис познакомил меня с человеком по имени Джордж Рэпин. Он был руководителем экуменической молитвенной группы во Фрибурге. Пастор Рей сказал, что, присоединившись к этому сообществу, я буду в надежных руках. Мы попрощались с Морисом, но перед расставанием он по-дружески предупредил:

— Сам по себе ты не сможешь продолжать расти. Тебе обязательно нужна община.

Я по-прежнему настороженно относился к официальному христианству и очень не хотел попасть в компанию елейных христиан, поэтому с некоторым волнением отправился на встречу группы «Маранафа»^[14]. Прибыв туда, я сразу прямо заявил собравшимся: кто попробует обратить меня в одного из тех «слащавых святош», того я прикончу. В ответ все громко расхохотались. А потом помолились обо мне и о решении моей самой насущной на тот момент проблемы — поиска работы. Все это происходило в четверг, а в пятницу утром зазвонил телефон. Я услышал голос господина В., директора «Института Ла Грюэр»:

— Господин Кеннет?

— Да, это я.

— Я несколько дней пытался связаться с вами.

— Зачем же?

— Мы хотим пригласить вас обратно в штат школы! В идеале нам хотелось бы, чтобы вы вели уроки уже в минувший понедельник, но мы не могли вас отыскать. Пожалуйста, приезжайте как можно скорее. Даже сегодня днем для вас есть часы. Я стоял как громом пораженный. Не может быть! С какой стати человек, недавно указавший мне на дверь, так как я не соответствую статусу учебного заведения, сейчас зовет меня назад? Мне вспомнились слова, которые я слышал в минувшую субботу в Лозанне. Священник, проповедовавший в соборе, произнес: «…И мир Божий, который превыше всякого ума»^[15]. Мне не терпелось узнать, как директор объяснит неожиданную смену своего настроения. Но сразу спрашивать об этом я не стал, а подождал несколько недель. Ведь после внезапного увольнения я все еще не мог поверить, что опять принят на постоянную работу.

По прошествии некоторого времени я почувствовал себя увереннее и при случае задал терзавший меня вопрос:

— Господин В., почему вы решили снова пригласить меня?

— Знаете, господин Кеннет, мы обсудили этот вопрос на заседании школьного совета и решили, что стоит дать вам еще один шанс.

И к этому он ничего не добавил. Очень лаконичный ответ. Но в глубине души я подумал: «Если бы ты только знал, милый мой, Кто на самом деле решил дать мне шанс…»

Однако произносить это вслух не стоило.