2:36 по Аляске

Барьер затрещал, а затем взорвался и рассыпался, как водопад. Я ахнула и споткнулась о порожек, встретившись лбом с дверью бара. Та распахнулась, и я кубарем вкатилась внутрь.

Гремела музыка – аритмичное техно, бьющее по ушам. Везде мерцали прожектора и флуоресцентные лампы, но, невзирая на количество автомобилей на парковке, заведение пустовало. Ни одного официанта, охранника или гостя. Только два силуэта за барной стойкой, плачущие в обнимку за стопками текилы. Один – мужской, другой – женский. Белокурый спортсмен и клубничная блондинка.

– Так тяжело жить, когда все считают тебя вундеркиндом, – скулил Эшли, мешая в стакане водку с энергетиком. – Я набрал высший балл на своем факультете, получил грант на строительство сверхзвукового ракетного двигателя, а отец все равно был мной недоволен… И знаешь почему? Просто потому, что я никогда не приведу в дом невесту! Видите ли, из-за меня фамилия Рейс исчезнет с лица Земли. Ну разве не чепуха? Что мир потеряет без нашей фамилии?! Ничего!

– Да, родители бывают тем еще отстоем, – шмыгнула носом Барби, промакивая потекшую тушь соломенным зонтиком для коктейлей. – Отец каждое лето отправлял меня в военные лагеря, хотя я всегда просила записать меня в балетную школу. Он хотел себе сына – и он его получил. Не важно, в людей какого пола мы влюбляемся, Эшли, ведь все дело в душе. А у тебя душа красивая. Я редко говорю это мужчинам, но ты мне правда нравишься.

– Спасибо, – всхлипнул Эшли, жадно делая еще глоток. – Ты мне тоже.

Его голос вдруг сорвался на шепот, а затем они оба, самозабвенно засмотревшись друг на друга, потянулись и соединились в поцелуе.

Это длилось меньше пяти секунд. Барби отстранилась первой и, отплевываясь, сумбурно выпалила:

– Давай больше не будем этого повторять.

– Пожалуй, – смущенно согласился Эшли и залпом осушил сразу две стопки. – Никогда.

– Г-хм!

Я вздрогнула и покосилась на выросшего рядом Криса, сложившего на груди руки. Если бы не он, вошедший следом, я бы, возможно, так и не осмелилась их прервать. Оба, пьяные до изнеможения, разом обернулись, и Эшли локтем свалил графин с коньяком.

– О, – издал он, улыбаясь. – И года не прошло!

– Что это значит? – осторожно поинтересовался Крис, видимо, прощупывая сюжет их сна, в который мы так беспринципно вторглись.

Барби раскрутилась на стуле, расплескав содержимое своего бокала и закинула ногу на ногу (весьма грациозно для ее состояния).

– Наконец-то вы очухались и додумались нас найти, – пояснила она. – Мы думали, вы уже никогда не догоните.

– Что? – переспросила я, ошеломленная.

– Мы ведь не настолько тупые, чтобы повестись на это. Иллюзии всегда примитивны: семейка, поющая хором под Рождество, прекрасная работа, безоблачные перспективы, – хмыкнула Барби, и Эшли со смешком подтвердил:

– У вас что, никогда осознанных снов не было? Их же на раз-два раскусить можно.

– Я очнулась, еще когда меня не успели вывести на сцену балетного училища, – вздохнула Барб, залпом осушая стакан с виски.

– Дети, что с них взять, – поддержал ее Эш. – Хотя получить приглашение на вручение Нобелевской премии было приятно…

– Вы пытаетесь сказать нам, что все это время знали, что спите? – попыталась подытожить я. – Вы… Каким образом?!

– Говорю же, – закатила глаза Барби, вставая. – Мы не тупые!

Крис и я переглянулись. Эшли, пошатываясь, потянулся к новой бутылке, но я вовремя выхватила ее.

– Ваша Гениальность, вы и так в стельку, – язвительно заметила я.

Брат пошатнулся, и весь его вес обрушился на мои плечи. Я застонала, едва удерживая его. Солнечные кудряшки волос защекотали мне лоб.

– Ты не пьян, – сухо объявил Другой, выйдя из-за спины Криса. – Во сне ты находишься в том состоянии, которое сам решишь на себя примерить.

– Я знаю, – промычал тот, выпрямляясь. – Но я хочу быть пьяным, так что… Погодите, какого черта?!

При виде двух Крисов сразу Эш вмиг протрезвел. Он нерешительно приблизился к двойнику, пока тот не оскалил свои безупречные зубы. Брат отскочил, едва ли не крестясь.

– Я не пьян, – кивнул он серьезно. – Уже нет. Но почему у меня все еще двоится в глазах?

– Потому что ты кретин, – пожал плечами Другой и внезапно призадумался. – Шучу! Кретин у нас Себастьян, а ты…

Он не успел договорить свою колкую шуточку, потому что Барби сломала ему нос. Хруст его переносицы даже заглушил музыку, а фонтан крови заляпал ковер и ее джемпер. Уже твердо стоя на ногах, Барби потерла разбитый кулак.

– Фух, уже зажило, – выдохнул Другой, оторвав руки от вновь чистого лица. – Но все равно больно. Бешеная стерва!

– Это тебе за Франки! – рыкнула Барби и размяла другой кулак. – Повторить?

Я попятилась, боясь встревать между ними, когда вдруг электронная музыка прервалась. Все обернулись на Себастьяна, забравшегося на сцену и выключившего колонки.