2:36 по Аляске

– Другой сказал, что не знает, как выбраться отсюда, – повторила я медленно, и голос меня не слушался, срываясь. – Он пробудился случайно, благодаря тебе. Это вторая вещь, которую я тоже должна тебе рассказать. Крис… Ты выпускаешь Другого каждый раз, когда злишься.

Он попятился, но не сильно, все еще помня о собственном предостережении не отходить слишком далеко. Крис не был готов к тому, чтобы признавать правду, и я увидела это по его лицу, искаженному болезненным страхом.

– Ты ведь понимаешь, как много Другой лжет? – спросил он с нервозной усмешкой. – Он скажет тебе что угодно, лишь бы остаться мной навсегда! Что еще значит это «я его выпустил»?! Это невозможно! Ты помнишь, сколько нейролептиков в день я пил?

Я знала, что возразить и на это. Стоило лишь поведать Крису об отданной им Другому памяти, чтобы растоптать его окончательно, пусть и во благо. Я не успела принять решение: из спальни Флейты и Себастьяна, которую мы проверили наверху самой первой, раздалась музыка. Это был классический джаз из прикроватного будильника.

Мир снов – законные владения Шона. Отныне не обычная тюрьма, а хитроумный медвежий капкан. Все, что бы ни происходило здесь, было приманкой. Что делает подопытная крыса, чтобы отыскать лакомую дольку сыра? Она поддается.

– Ты мне веришь?

Крис запнулся, растерянно моргая.

– Джейми, я…

– Ты мне доверяешь, Крис?

– Конечно, да!

– Тогда ты не станешь злиться. Главное, не давай им себя поймать как можно дольше!

До того как Крис все бы понял и успел остановить меня, я швырнула ему в руки фонарик и побежала обратно наверх. На память проскочив в темноте коридор, я под испуганный вой Криса залетела в открытую спальню. Джаз стал громче, и будильник замигал красными цифрами, зовя во тьме как маяк – 2:36 на дисплее. Я устремилась к нему, и, стоило мне накрыть его рукой, чтобы выключить, дверь за спиной захлопнулась.

Когда я обернулась, чтобы успокоить Криса и попытаться отпереть дверь, никакой спальни вокруг уже не было. Все прежнее осталось там – в мире, где я больше не существовала.

Лес. Холодный северный лес, который изображают на почтовых открытках – он был знаком каждому, жившему на Аляске. Хребет высокой горы тянулся вдоль всего горизонта. Там, над ее пиком, висела луна драгоценной жемчужиной. Меня обступали хвойные деревья, с которых кричали голодные совы. Еще один сон, прекрасный и завораживающий, как северное сияние над моей головой, перекрывающее бриллиантовую россыпь. Местами благородно пурпурное, бирюзовое или шафрановое, оно было последним штрихом, который добавил Шон только для меня одной. Красота моей личной пыточной камеры.

Я развернулась и наступила на что-то гораздо тверже снега. Продолговатые формы, горящий датчик аккумулятора. Я наклонилась, поднимая и отряхивая от листьев старую видеокамеру.

– Я выпил пять кружек кофе и съел около десятка сырных вафель, так что вы понимаете, с каким трудом мне удалось придумать название этой теории, – вещал взъерошенный рыжий мальчишка на ее дисплее. – «Бабочки среди гусениц». Круто, правда? Джейми оценит!

Франки на камере выглядел самим собой: помятый, запальчивый и увлеченный наукой, которой посвятил свою жизнь с малых лет. Ему было всего восемнадцать, но сейчас, на шипящем экране, он казался еще моложе. Совсем не тот Франки, которого пробило насквозь громадным куском стекла. Он умирал у меня на руках, и я все еще помнила тепло его тела, пока то не остыло совсем.

– Джейми… Она фрик вроде меня, – продолжал бормотать Франки, сгрызая лакричную палочку. Фокус камеры немного размылся, смазывая и миловидные черты. – Красивая. Кажется, ей нравится Крис… Хм, никогда не встречался с девушками старше себя. Надо выяснить, что они любят. Тушенку? Пирожные? Кажется, Джейми любит крекеры… Да, крекеры! То, что надо.

Во рту сделалось совсем сухо. То размылся вовсе не фокус камеры, а мой взгляд, застланный слезами, глупыми и бесполезными. Именно их от меня Шон и добивался. Я стиснула зубы, напоминая себе о праведном гневе, когда вдруг услышала:

– Я чувствую себя одиноким, – признался Франки, утратив беззаботный вид. Его руки тряслись, и кофе расплескался прямо на конспекты. – Я думал, Джейми поймет… Но все, что ей было нужно, – это сбежать в Орегон к своей семейке! Мне больше некому верить.

Франки с размаху расколол кружку об стол. Поранив руки, он приложил их к своему лицу, размазывая по нему текущую кровь – от уха до уха. Кофе, которым заплыл стол, смешался с ней, и меня чуть не вырвало.

– На самом деле стоит ли всего этого Джейми? Разумеется, нет! Вина за мою смерть лежит вовсе не на Джесс, а на ее тупости. Как можно не узнать собственную сестру? Как можно было привести ее с собой в лагерь?

Я дернулась и, закричав, ударила камеру об землю. Она тут же утонула где-то под снегом и испарилась, как очередной раскрытый обман.

– Франки бы не сказал этого! – рыкнула я куда-то в открытое небо, и северное сияние замерцало, безмолвно глумясь надо мной. – Он был хорошим. Уж точно лучше тебя, лживый кусок дерьма! Придумай что-нибудь получше.