2:36 по Аляске

– Идем, – сказала Сара, схватив меня за волосы и подняв. – Не знаю, сколько времени это еще займет, так что пока это место – твой новый дом, привыкай. Хочу провести тебе экскурсию. Хочу, чтобы ты видела, что натворила.

Мы быстро двигались по коридору, затем – по лестнице вниз. Я запиналась и несколько раз падала, так быстро Сара тащила меня, не давая ни секунды на промедление. Она выволокла меня в зал, чуть более просторный и уютный. Накачанные лекарствами, туда-сюда шныряли вялые пациенты. Некоторые пускали слюни прямо в ковер, а некоторые разгуливали без трусов или играли в бинго. В каждом углу стояло по охраннику: они поглаживали электрошокеры за поясами, будто им не терпелось пустить их в ход.

Сара вывела меня в центр, будто намереваясь представить собравшимся, и развернула в сторону девушки, подметающей полы. Она остервенело мыла один и тот же участок коридора, не останавливаясь, – зацикленная компульсия. Я узнала русое каре, нерасчесанное и небрежное. Она даже не обернулась, бормоча под нос одно и то же:

– Натаниэль, Натаниэль… Мой братик Натаниэль! Когда же он меня навестит? Натаниэль…

Флейта? Флейта!

– А теперь посмотри сюда, – Сара усмехнулась и, схватив меня за подбородок, насильно отвернула в другую сторону. – Сильная, несокрушимая… Мужественная в самом прекрасном смысле этого слова, какой только можно применить к женщине. Из-за тебя она стала никем.

Барби сидела на самом дальнем диване, подогнув колени, и по лицу была размазана подводка. Она неотрывно пялилась в одну точку, укутанная в смирительную рубашку. Мэгги кормила ее с ложечки, и та лишь хлопала ртом, проглатывая пищу, даже не жуя.

Я почувствовала раскаяние, сдавившее горло, и тогда Сара повернула меня чуть левее.

– Мальчик, упрямый, как стадо буйволов, и такой же непокорный. Но не теперь…

Грейс смеялся над коллекцией выложенных в ряд бумажных фишек. Одержимый, осунувшийся. Он разглядывал их, переворачивал, раскидывал и снова собирал.

– А где же твой братик? – промурлыкала Сара и вдруг потрясла перед моим лицом сшитой папкой, которая должна была валяться в мусорном ведре. – Ах да, ты ведь забила его табуреткой в припадке, когда узнала, что родители погибли. Джесс и Ларет остались совсем одни…

Идиотская выдумка! Куда ты спрятала моего брата?!

– Посмотри на своих друзей, Джейми. Посмотри, что Шону пришлось сделать с ними из-за твоего юношеского максимализма. Обычно мы милосердны к пленникам… Мы осуществляем любую их мечту! Но теперь они будут жить так, потому что ты все разрушила. Смотри же, Джейми! Смотри!

Сара обхватила руками мою голову, расцарапывая ногтями щеку, чтобы заставить повернуться обратно к тем измученным лицам, вид которых причинял мне почти осязаемую боль.

Я оттолкнула ее и, крича, заметалась по залу, охваченная ужасом, пока не ударилась лбом о жилистую фигуру, выросшую в проходе.

Голубые глаза. Они когда-нибудь перестают быть такими красивыми?

– Опять разбушевалась? И что теперь с ней делать? – хмыкнул Крис, глядя на Сару, удовлетворенную тем хаосом, в котором я заживо варилась при ней. – Как она скажет нам, где Роуз, если ты лишила ее языка?

Голубые глаза, но гладкие щеки. Не Крис Роуз, а всего лишь его темная часть.

И эта часть выглядела темнее обычного. Другой осмотрел меня с надменным прищуром и, дождавшись вальяжного кивка Сары, схватил под руку.

– Не важно, рано или поздно он сам найдется. Придет за Джейми… Любовь – чертовски предсказуемая штука. Запри ее в палате… Хотя нет! Отведи на процедуры. Уж слишком мышка свежа и румяна… Похоже, Дмитрий снова жалеет ее. Придется отлучиться и доходчиво объяснить ему, что мне нужно больше, – пробормотала она.

Отправив мне напоследок воздушный поцелуй, Сара скрылась в служебном коридоре. Я неслышно зарычала ей вслед и неохотно поволоклась за Другим, тянущим меня за рубашку. Холод полов обжигал, и я, ступая по нему босиком, начала замерзать. Взгляды иллюзий редко обращались к нам, но когда кто-то из пациентов смотрел, я невольно пыталась прижать руки к телу, чтобы прикрыть неприличный вид. Тонкая и как минимум на пару размеров больше, рубашка просвечивала нижнее белье. Нижнее – в самом «нижнем» смысле этого слова, потому что не было даже бюстгальтера. Взгляд Другого то и дело падал на мою грудь, сделавшуюся острой от озноба.

Я поглядывала на него волком, поражаясь той молчаливости, которой обычно Другой не отличался. Сосредоточенный, хмурый, он шел размашисто и быстро, не замечая моей свирепости.

Предатель! Как ты мог?!

– Ешь, – сказал он, надавив мне на затылок, когда я отказалась садиться на одну из скамеек в столовой.