Еще с минуту я смотрела на то, чем стала моя сестра – бездыханной оболочкой, раскинувшей ватные руки и переставшей удерживать на весу шею. Она обмякла на моих коленях, а я трепетно жала ее к себе.
Но это так не работало. В мире всегда есть вещи, с которыми ничего нельзя поделать.
– Моя девочка… – всхлипнула Сара, и ее голос вернул меня в реальность.
Я подняла глаза на нее, застывшую в проходе. Неотрывно разглядывая мертвое тело Джесс, Сара затрясла головой, рыдая.
– Я не хотела обижать мою девочку… Я наказывала ее, потому что любила. Это из-за тебя, Джейми! Посмотри, что ты делаешь с теми, кто тебя окружает!
Я уже слышала это раньше, но впервые это не отозвалось болью в груди. Там была лишь зияющая дыра, в которую провалилось сердце. Хладнокровие, волной накрывшее мой разум, позволило мне разглядеть мир в новых чертах. Раньше гнев походил на жидкий огонь – он захлестывал горло, растекаясь по венам. Сейчас это было нечто иное, и слово этому человечество не успело придумать. Это была не ненависть и даже не ярость. Это было желание.
– Значит, – сказала я, вытягиваясь во весь рост и глядя на Сару. – Тебе не нравится, когда я говорю вслух?
Сара погрузила руки прямо в гору стекла, рассекая сухожилия и пальцы, но все же нашла выпавший пистолет и, прижав к себе, побежала. Пересекая темный коридор, она с ходу выкрикнула несколько имен. Удивительно, сколь привычно ей было такое существование – натравливать на своих врагов других, а самой отсиживаться в стороне.
Двое – мужчина и женщина – откликнулись на ее зов. Они ловко проскочили через плотину из заключенных и Августа, а затем двинулись ко мне, загораживая Сару собой.
– Они тебя не слушаются, – громко сказала я. – Никто тебе не верит. Все они свободны от тебя.
В ее светло-карих глазах, отличающихся друг от друга на пару оттенков, я увидела уже знакомое выражение – страх. Когда по залу прокатился неразборчивый рокот, а затем стих каждый звук, крик или выстрел, Сара оцепенела.
– У тебя больше нет дара, Сара Каларатри.
Проход кабинета напоминал туннель, в конце которого расстилался искристый свет. Закрывая его собою, Сара стояла, пятясь назад, пока к ней все ближе подбиралась я. Каждое мое слово вплеталось в ткань реального мира, как бусины в драгоценный браслет. Я услышала грохот оружия, которое выронили все сновидцы, не понимая, почему делали еще минуту назад то, что делать не хотели вовсе.
Тото стоял за спиной Шона, держа его за связанные запястья. Крис целился в каждого сновидца по очереди, пока окончательно не убедился, что больше никто и не думает нападать на него. С их лидером все было кончено. Те, кто служил Саре добровольно, развернулись, быстро стекаясь на первый этаж. Флейта сидела между Себастьяном и Августом, бинтуя обоих, а Барби и Эшли собирали пистолеты противников.
Грейс выставил ладонь перпендикулярно полу, и все девять волков пригнулись. Морды у них были в крови. Звери обступили Сару кольцом, загоняя в ловушку.
Лицом к лицу со мной – не этого ли она хотела?
Сара покачнулась и, вытянув перепачканный «ТТ», защелкала курком.
– Патронов нет, – сообщила ей я, когда она принялась доставать магазин исполосованными пальцами. В них проглядывались белые прожилки и маленькие торчащие стеклышки. – Любое оружие, которое ты возьмешь в руку, дает осечку. Разве что ты не приставишь его к собственной голове… Тогда выстрелит, да.
Сара шумно выдохнула и, отбросив «ТТ», опустила руки.
– Уходи, – прошептала она. – Бери, что захочешь, и уходи! Разве не это тебе было нужно с самого начала?
– Именно это, – согласилась я. – Раньше… А теперь мне нужно, чтобы тебя не стало.
Сара обернулась на Шона, танцуя между голодными волками, чтобы не напороться на их клыки. Тот, уже развязанный и покорный, безвольно сидел на полу, растерянно глядя перед собой.
Я обернулась на кабинет, где лежала моя мертвая сестра – воплощение всего, что делало меня прежней – и взглянула на Сару.
– У тебя подгибаются ноги, – сказала я в гробовой тишине, звенящей, гудящей, невзирая на количество людей вокруг. – Колени не слушаются. Кости… Все они у тебя переломаны, ты знаешь об этом?
Сара взвизгнула и рухнула навзничь, сопровождаемая треском, словно кто-то наступил на пачку крекеров. Я увидела под задравшимся платьем ее колени, покрывающиеся гематомами; отекшие и торчащие под неправильным углом.
– Язык не подчиняется. Хотя о чем это я… У тебя нет языка вовсе. Знакомо?
Она схватилась за собственное горло, приоткрывая рот, из которого багровой струйкой ударила вязкая жижа. Мне сделалось бы мерзко или страшно, но только не в этот раз. Я не смотрела на Криса, но кожей чувствовала его взгляд, и впервые мне было все равно.
– Ты не можешь издать ни звука. Тебе больно. Так сильно… Но никто не может понять эту боль. Именно такую боль ты чувствуешь, когда теряешь любимых. Пусть она разрывает тебя изнутри.