2

не требовать у вас ничего взамен. Вы только не мешайте нам выполнить нашу работу и

продолжайте свою.

...Стела лежала на кровати, свернувшись в клубок, стараясь заглушить боль во всем теле.

Боль возникла после первой памятной трапезы с фрекен Гудрун и супримом, и с тех пор не

проходила, а лишь усиливалась. Крепкий организм девушки, никогда не подводивший ее,

переваривавший грубую пищу менгрелов, изысканные пиршества мирян, засбоил здесь в

Крамбаре, чем очень ее напугал. Она не знала болезней до сих пор, даже обычные женские

недомогания, от которых страдали мирские женщины в сезон дождей, для нее проходили

практически незаметно. Поэтому сейчас Стела страдала и физически и духовно — это пугало. Не

помогала вода, которую она набирала из фонтанчика в углу отведенной ей комнаты (еще бы,

Гудрун постаралась и здесь — она всыпала щедрую порцию яда в чашу фонтанчика). От всего —

от еды, от воды — становилось лишь хуже. Боли усиливались, доводя до изнеможения.

Собственное тело предавало ее в тот момент, когда Стела нуждалась во всех силах. Мысли

путались, кружились, жить не хотелось. Пришедшие ухаживальщики начали тормошить ее, готовя

к приезду правителя. Из их болтовни Стела поняла, что Олафа ожидают послезавтра, и у нее

остается лишь один день, чтобы разыскать эти хроновы ведьмины круговины. Вот же незадача —

во всей обозримой Крогли не было больше возвышенностей, которые оказались бы достаточно

высоки, чтобы с них возможно было бы обозреть окрестности. Горы, видневшиеся на горизонте,

были слишком далеко, поэтому-таки придется как-то взобраться на самую высокую из Красных

башен, чтобы обнаружить искомое. И ради вот этого-то, такой вроде бы мелочи пришлось лезть в

самое опасное место — в самое сердце крамсонской империи. Словно в полусне Стелу увидела

прокравшуюся божественную подругу, которая обманувшись неподвижностью девушки, решила,

что она спит и, особо не таясь, вылила содержимое маленького темного кувшинчика в фонтанчик.

В комнате запахло терпко и остро какими-то травами. Фрекен спряталась — то ли ушла, то ли

просто из поля зрения исчезла. Запах показался знакомым. Стела в полумраке сознания вспомнила,

что этот самый запах будил ее по утрам, она еще решила, что это какой-то специальный аромат для

ее покоев. Разум прояснился — до Стелы дошло, отчего ей так плохо. Фрекен решила извести

соперницу извечным женским способом. Ха! Недооценила фрекен соперницу. Стела решила не

есть и не пить ничего из предложенного божественной подругой — оставалось лишь надеяться на

свои актерские способности и делать вид, что отведала питье и кушанья, и что ей становится все

хуже и хуже. Принятое решение ободрило, и девушка забылась сном.

Стела проваливалась в сон все глубже и глубже. Круговерть видений завораживала и

манила, сердце разрывалось от тоски по обретенным и так быстро покинутым кровникам.

Мелькнуло лицо Кира — такое родное, в глазах — упрек: зачем уехала, куда помчалась сломя

70

70

голову, почему не позвала с собой, помощи не попросила? Какие-то пыльные бесконечные

коридоры, полотнища разорванной паутины, бархатисто прикасающейся к лицу, и страшные

образы спешенных драконов, изуродованных, поникших, растерявших остатки былого величия.

Стела точно знала, кто это и что с ними случилось — обломанные крылья волочились следом за

каждым из них, напоминая об обретенном и потерянном могуществе, наполняя их вечность тоской

и беспредельной болью. Потом привиделась надсмотрщица, заставляющая спешенных бродить по

усеянному обломками костей и камней ледяному полу. Едва кто-то из падших останавливался, она

взмахивала плетью-девятихвосткой, каждый удар которой оставлял кровавые следы от вплетенных

в ремни острых костей. Надсмотрщица оглянулась, почувствовав чье-то незримое присутствие... И

звон в ушах, и замерло сердце от узнавания и ужаса. Это была Селена — с угрюмой

безысходностью в опустевших глазах, зрачки которых заполнены теперь кровавыми сгустками,

лицо не выражает ничего, пустота... Истинный облик тех, кто потерял разум, не в силах

противостоять непосильным испытаниям. Безысходностью веяло от этой группки — и от жертв и

от их надсмотрщицы, затерянных в полумраке огромной пыльной залы. Но поражало больше всего

даже не это — больше всего пугал свет, который был скорее всего даже не светом, а какой-то

неведомой сущностью — вязкой, полупрозрачной, окутывал каждую фигуру светло-серой дымкой.

Очередное щелканье плетки и, как раскаты неведомо откуда прозвучавшего грома, прогремел

вопрос:

- Я могу ее отпустить, но готова ли ты занять ее место? Место той, что всего лишь твоя кровница.

Мои любимцы не могут оставаться без присмотра, они такие непоседы, натворят еще чего...