200 дней до приказа

– СМИРНО! – Дневальный подал общевойсковой сигнал тревоги

по поводу входа офицера на территорию казармы.

– О! – почти обрадовался Кабанов. – Щас и увидите. Только не

окаменейте.

Пока ещѐ не окаменевшая вторая рота была построена в казарме,

причѐм не было в ней ни одного бойца, который не сомневался бы в

том, что единственной целью данного построения было некое новое

затейливое измывательство над личным составом, задуманное

Кудашовым.

115

– Ну вот, отпускники вернулись, в роте опять полная обойма, –

радости в голосе Кудашова не было и в помине. Примерно с той же

интонацией судья сообщает рецидивисту о пожизненном лишении

свободы. – А посему в наряд по роте, – продолжал ротный, – завтра

заступают… Младший сержант Гунько…

– Я!

– …дежурным по роте. Дневальными пойдут: рядовой Бабушкин,

ефрейтор Кабанов и ефрейтор Соколов.

Три возгласа «я» слились в один, причѐм последний из них

ранил лично лейтенанта Шматко. Еле дождавшись, когда каптѐрщик

вернѐтся из отпуска, он снова его терял ещѐ на целые сутки.

– Товарищ капитан, Соколова нельзя, он же каптѐр, у него работы

и так… тем более он только что из отпуска…

– Вот и отлично. Отдохнувший, с двойной энергией, – Кудашов

будто обрадовался возможности причинить несчастье подчинѐнному.

Нечасто концентрация дедушек в наряде составляет сто

процентов. Не то чтобы они не ценили возможность пообщаться,

разделяя тяготы службы, просто кому-то же и работать нужно, чего

среди дедушек как бы и не принято.

– Зашибись нам счастье прилетело: на втором году по нарядам

летать, – заметил Бабушкин, – решил, небось, дедушек поиметь, перед

духами себя поставить…

– Да, чувствую, весело нам с новым ротным будет, – попытался

найти хоть что-то хорошее в ситуации Гунько.

– Ага, оборжѐмся!

– Да расслабьтесь, щас он после отбоя свалит, мы духов

поднимем – пусть шуршат…

– Гунько! – Кудашов явно не хотел дать шанс забыть о себе. –

Значит, так, Гунько. Поставьте мне койку в канцелярии – я сегодня здесь

ночевать буду. Ясно?

– Так точно!

– И не стойте колом. Порядок сам собой не наведѐтся.

116

– Интересно, где вообще таких валетов делают? – затравленно

глядя вслед капитану, сказал Бабушкин. – Кудашов… Мудашов он, блин!

Главное, что должен тренировать призывник, это умение не спать.

Лучше всего вообще. В эту ночь эту простую истину предстояло

запоминать Папазогло.

– Папазогло, подъѐм! – Приказ был отдан шѐпотом, но не для

того, чтобы Папазогло не перепугался со сна, а чтобы не приходилось

пугаться капитана Кудашова, чей сон по возможности должен был

оставаться крепким.

– Подорвался быстро, – всѐ так же шѐпотом объяснял задачу

Соколов, – форма одежды номер раз – носки, трусы, противогаз. Буди

Лаврова с Нестеровым – и марш к туалету.

Если бы вероятный противник хотя бы раз увидел цвет

российской армии в лице Папазогло, Лаврова и Нестерова в майках,

кальсонах и тапочках… Думается, врагов бы у нас больше не было. Кто

решится воевать со страной, в чьей армии служит Папазогло, этакий

гибрид боевого хомячка и гигантского ленивца?

– Значит, так, отцы, – проводил инструктаж Гунько, – взяли

тряпки-щѐтки и айда за мной…

– Это что здесь такое? – выход Кудашова из канцелярии был

красив и эффектен. – А ну, марш в люлю! Отбой, я сказал!

Ничто так не угнетает дневального ночью, как безмятежно

храпящие товарищи. Товарищи, которые весь день гадили в туалете, за

которыми теперь ему предстоит убирать.

– Почему, Гунько, твои дневальные до сих пор порядок не

навели?

– Наводим, товарищ капитан, – нашѐлся сержант.

– Тень на плетень, а не порядок вы наводите! Ну что ж, раз ты,

сержант, сам не справляешься, буду я этот процесс контролировать. – В

глазах ротного промелькнуло нечто такое, за что в средневековье

117

сжигали при большом стечении народа. – Становись, Гунько, на

тумбочку, а вы, – в поле зрения капитана на свою беду попали Соколов

и Бабушкин, – получать оружие: швабры, тряпки, вѐдра… Взяли в зубы и

вперѐд! Через час проверю.

Удовлетворив свой приступ садизма, ротный ретировался в

канцелярию.

– А что я могу сделать? – стоя на тумбочке, Гунько мог делать

только одну вещь – продолжать стоять, без всяких шансов на

восстановление дедовщины в отдельно взятом наряде.

–

Да-а…

незабываемый,

чувствую,

у

нас

дембель

вырисовывается, – подвѐл черту Бабушкин.

– Блин, я не я буду, если мы этому фашисту что-нибудь не

устроим! А во сколько у них там утром в штабе совещание? – вспомнил

Соколов.

Глава 23

Если нужно, дедушка-мотострелок может действовать со

сноровкой спецназовца. По крайней мере, в собственной казарме.

Кудашову спалось сладко, и когда Кабанов возился с лампочкой в

канцелярии, и когда Соколов добрался до кителя капитана…

Стрелки часов замерли на шести утра. На этот раз привычное