200 километров до суда... Четыре повести

«Да, да!.. Сперва он хотел убить, а потом бросил!.. Он понимает, что я все равно погибну!.. И никто не будет знать!.. А сам поедет, в Крым!.. Нет, не в Крым!.. Он удирает, заметает следы!..»

Она уже не сомневалась в том, что Копылов хотел ее убить. Но отчего-то передумал. Наверно, знал, что и так с нею будет покончено. Правда, он мог и раньше просто столкнуть ее на снег. Но он решил, что как раз среди торосов подходящее место. Сегодня она не раз слышала далекий рев медведей. Он был уверен, что здесь она быстро попадет к ним в лапы.

«Господи, неужели я погибну?..» — в отчаянии подумала Таня, и все ее существо воспротивилось такой страшной мысли.

Она подхватила кухлянку и, волоча ее по снегу, снова побежала по следу нарт, не сознавая толком, зачем она это делает. На секунду ей представилось, что вся ее жизнь, все, что было до этого, — детство, дом, институт, работа, отношения с Костей, все то, чем она жила и с чем была связана, — решительно ничего не значит в сравнении с тем, что случилось сейчас, потому что именно сейчас она впервые с поразительной ясностью поняла, что она — это она и что ее вдруг может навсегда не стать. От сознания всего этого ей хотелось закричать.

Она бежала и бежала, не переставая с ужасом думать о том, что случилось. Зачем она поехала в Белый Мыс?.. Ах, как была права Лена, отговаривая ее!.. И как были правы Семечкин и Смолякова, когда предупреждали ее о Копылове! Все они хорошие люди, прекрасные люди!.. Почему она не послушалась Лену, поехала с этим проклятым стариком? Теперь же никто — ни Лена, ни Павел, ни Семечкин, ни Смолякова, — ни одна душа не узнает о ее гибели. Копылов убежит, скроется — и никому не придет в голову искать его, потому что старик заодно с ним…

«Нет, я дойду! — вдруг подумала Таня. — Дойду, и ничего со мной не будет…»

Стоило ей так подумать, как она тут же немного успокоилась и стала убеждать себя в том, что ничего страшного еще нет — не надо только поддаваться панике.

«Я дойду до Светлого… Конечно, дойду!.. — горячо твердила она себе. — Главное, держаться ближе к берегу… Белые медведи на людей не нападают… Лена говорила… Я дойду и задержу его… Мы еще посмотрим!.. Он не успеет удрать… Не успеет! Мы еще посмотрим…»

Но сердце почему-то не подчинялось этим бодрым рассуждениям, оно по-прежнему бешено колотилось, в висках стучало, пот заливал глаза, и страх гнал и гнал ее вперед.

Она добежала до торосов, за которыми давным-давно, как ей казалось, исчезли нарты, и, обогнув их, увидела упряжку. Собаки лежали на снегу, Копылов сидел на нартах, у ног его шипел красноватым огнем примус, а на примусе стоял котелок. Рядом на кусках колотого льда валялся топор.

— Где это вы пропали? — насмешливо спросил он ее. — Я уж решил, вы к нерпам в гости отправились. Садитесь чай хлебать. Как раз полдороги отмахали, пора перекусить. А кухлянку зачем сняли, неужели жарко?

Таня смотрела на Копылова, не слыша и не понимая, что он говорит. Ее вдруг затрясло, и она срывающимся голосом крикнула ему.

— Это подло!.. Подло!.. Как вы могли?!

— Что подло? — удивился он, поднимаясь с нарт.

— Вы… вы… вы!.. — быстро и нервно заговорила Таня и захлебнулась собственными словами.

Страшное нервное напряжение, которое она только что пережила, — вдруг прорвалось слезами. Она громко зарыдала и, обхватив руками торос, уткнулась лицом в шершавый, холодный лед.

— Что случилось? — быстро подошел к ней Копылов. — Вы слышите? Что за чертовщина!.. Послушайте, вы скажете, чего ревете? Испугались чего-то, что ли?

Таня не отвечала, продолжая нервно всхлипывать.

— Да бросьте вы обнимать лед! — сердито сказал он, отнимая ее руки от тороса. — Берите платок… Ну, что вы его держите? Вытирайте слезы… Вот так… — Он взял у нее платок и с силой стал вытирать ей лицо.

Таня тяжело вздохнула и снова зарыдала, обхватив руками лицо. Ее бил озноб, и она никак не могла его унять.

— Вы что, с ума сошли? Перестаньте! — Копылов взял ее за плечи и крепко потряс. — Ну-ка надевайте кухлянку. Не хватало, чтоб вы еще замерзли!.. Поднимайте руки… Вот так. — Он сам поднял ей руки, натянул через голову кухлянку, выбил о колено снег из малахая, нахлобучил малахай ей на голову. Потом достал из рукава своей кухлянки флягу со спиртом, отвинтил колпачок, поднес флягу к ее губам, приказал: — Пейте, не то окоченеете, пока доедем!

Таня, все еще продолжая тихо всхлипывать, отстранила рукой флягу.

— Слушайте, давайте без фокусов! — сердито сказал он и почти насильно заставил ее выпить несколько глотков спирта.

Когда Таня, успокоившись, села на нарты перед шипящим примусом, он спросил, смеясь:

— Так что же все-таки случилось, товарищ судья? Медведя увидели?

— Нет, — подавленно ответила Таня.

— Даю голову наотрез, что приняли за медведя какой-нибудь торос, — смеясь, продолжал он. — Эх вы, трусиха! А я нарочно собак погнал, хотел вам хорошую пробежку устроить, чтоб разогрелись.

— Не смейтесь, пожалуйста, — негромко попросила Таня.

— Ладно… Вы есть будете?

— Нет, не хочу, — ответила она.

— Будете, — решительно сказал он. — Держите кружку, вода закипает.