Читаем 200 километров до суда... Четыре повести полностью

Лишь на минуту на трапе замешкались: когда споткнулась какая-то девчонка и выпустила из рук чемодан. Девчонка испуганно вскрикнула, чемодан полетел в черный провал между пирсом и бортом «Онеги», глухо шлепнулся в воду. Девчонка растерянно поглядела в этот самый черный провал, потом вдруг заплакала и, вытирая одной рукой слезы и другой прижимая к себе тощий рюкзачок, побежала вниз по рубчатым металлическим сходням, гулко стуча каблучками.

Возле девчонки очутился механик котельной Коля Коржик, в плаще с капюшоном, из которого выглядывал лишь мясистый Колин нос да мясистые губы.

— Слушай, не плачь, пожалуйста, подумаешь, чемодан! — изрек он заговорщицким шепотом. — Что у тебя в чемодане, барахла? Выходи за меня замуж, я тебя барахлом закидаю.

Девчонка испуганно шарахнулась от него и перестала плакать.

— Коржик, брось свои шуточки! — К девчонке подбежал Женя Полунин. И бодро сказал ей: — Пойдем в машину, не переживай, все образуется!

Тогда Коля Коржик откинул с глаз и со лба капюшон и, подмигнув вслед девчонке, сказал своему дружку Лешке Бокалову:

— Что, Леха, видал?

— Видал, — мотнул головой Лешка и добавил: — Жалко, конечно…

Новоселы быстро погрузились в крытые машины, и, когда погрузились, оказалось, что из десяти присланных за ними машин три остались свободны. Тогда их заняли не новоселы, а насквозь промокшие, окоченевшие старожилы.

Машины тронулись, пирс сразу опустел.

Вот и все. Больше ничего интересного на встрече корабля, к которому готовились три месяца, не случилось.

2

Интересное случилось на другой день.

На второй день было воскресенье. И сразу же с утра распогодилось. Дождь перестал, небо расчистилось, появилось солнце — словно в честь приезда новоселов. Солнце кинуло позолоту на дома, огладило глянцем окна — и все вокруг заблестело, повеселело. Даже лужи перестали быть лужами, а превратились в чистые, промытые зеркала.

Во всякое воскресенье в общежитии автобазы спали до десяти. А сегодня нет. Сегодня здесь рано-ранехонько захлопали двери, застучали рукомойники, зашаркали веники, по длинному, метров в двадцать, коридору пополз едкий запах гуталина.

Потом открылись окна, из них выглянули чубатые или стриженные под полечку и бокс парни. Они с видом марсиан, впервые попавших на землю, сосредоточенно обозревали улицу, небо, лужи, вытягивали руки, дабы удостовериться, нет ли в самом деле дождя, с любопытством взирали на солнце, крутили головами, точно им не нравилось, что солнце существует, а тем более светит.

Затем парни исчезли, снова появились в окнах и снова с интересом первооткрывателей оглядывались по сторонам. И только не задерживали глаз на деревянном бараке, что стоял прямо перед их окнами, по другую сторону улицы, превратившейся в широченную зеркальную лужу. Тот барак был точь-в-точь похож на их общежитие (оба барака оставили в память о себе первые строители райцентра) и до вчерашнего дня пустовал, дожидаясь новоселов.

Но хотя парни и скользили глазами мимо барака, они точно знали, что делается за его окнами.

После того как из одних крайних дверей барака высыпали девчонки, а из других крайних дверей — парни (парней, правда, было мало) и, прыгая через лужи, потянулись за Женей Полуниным в столовку, после того как вернулись, позавтракав, после того как в барак к ним (теперь уж общежитие) начало стягиваться поселковое начальство и после того, наконец, как механик Коля Коржик трижды сбегал в короткую разведку, — после всего этого автобазовские парни знали решительно все.

Они знали, что новоселов приехало не пятьсот, как ожидалось, а всего сто двадцать и что остальные, возможно, подъедут позже, если, конечно, придет еще один корабль. Знали, что девчонок прибыло втрое больше, чем ребят, что половина ребят из самой Москвы, а другая половина из Киева, а девчонок ни москвичек, ни киевлянок нет, зато есть и орловчанки, и ростовчанки, и харьковчанки, и из Гомеля, и даже из какого-то Закалужска. Еще они знали, что ребята из Москвы все, как один, электрики, что перед поездкой на Север пятерых из них принимал министр энергетической промышленности и подарил каждому по черному дубленому кожуху, которые Коля Коржик осмотрел, ощупал, еще раз осмотрел и пришел к выводу, что кожухи ничуть не лучше и не хуже тех, что висят в их магазине.

Все это они знали из рассказов Коли Коржика, побывавшего у новоселов, и не сомневались в достоверности каждого Колиного слова. Они не сомневались в его словах и завидовали легкому характеру Коржика, который вот так запросто, без всяких-яких скачет через лужу в соседний барак и даже щупает там чужие, дареные кожухи.

Все парни, представьте себе, все до единого, охотно отправились бы вместе с Коржиком к новоселам, дабы представиться и познакомиться, если бы не считали, что это и неловко, и не тактично, и не солидно. К тому же вернувшийся из очередной вылазки Коржик доложил, что приехавшим сейчас не до знакомства, так как пришло начальство и все заняты организационными делами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература