Читаем 200 километров до суда... Четыре повести полностью

О своей безответной любви к Алику Шура не обмолвилась ни словом, ни намеком. Она таила эту любовь в себе, и ей думалось, что не будь Кати, все могло у нее получиться с Аликом иначе. Шура и недолюбливала Катю, и в то же время та ей нравилась. Сама не зная почему, она тянулась к Кате, бродила за ней тенью. Ей казалось, что если она будет появляться вместе с Катей и если Алик, наконец, поймет, что безразличен Кате, он в первую очередь обратит внимание на нее. В какой-то книжке она вычитала немудреную фразу о том, что любовь надо завоевать терпеливостью, и потому терпеливо ждала своего часа.

Как-то, напустив на себя безразличие, Шура спросила Катю:

— А почему тебе Алик не нравится?

— А почему он мне должен нравиться? — фыркнула Катя.

— Что ж, он хуже других?

— Смотря кого. Он же необразованный человек, книжку в руки не возьмет. Напустил на себя Иванушку-дурачка и паясничает, — Катя всегда была категорична в оценке людей. — Я таких терпеть не могу.

— А я думала: потому, что он в заключении сидел.

— Разве он сидел? — удивилась Катя.

— Томка говорит — два года сидел.

— Это на него похоже.

— Но он по глупости. Угнали чужого «Москвича» покататься, а их поймали, — взволнованно сказала Шура, забыв, что «играет в безразличие».

Катя посмотрела на Шуру и вдруг, смеясь, спросила:

— Сашенька, когда он успел тебя в адвокаты завербовать?

— Ты всегда что-нибудь придумаешь! — Шура спохватилась, что допустила оплошность, и поспешила замять разговор: — Больно он мне нужен!

Но однажды случилось так, что Шурина дружба с Катей повисла на волоске, готовая навсегда разорваться.

Было это вскоре после того, как прораб Свиридов бросил поредевшую после частых свадеб бригаду «наводить косметику» в доме, где жил Женя Полунин.

Когда заканчивали малярку в среднем подъезде, на лестничную площадку вышла Мира — в брючках, в пушистом свитере, тоненькая, и хрупкая, как статуэтка. Мира приветливо защебетала:

— О, девочки, здравствуйте! Оказывается, у нас ремонт! — притворно удивилась она, хотя ремонт шел второй день и все жильцы прекрасно это знали.

— Валя, а я на вас обижаюсь, — продолжала Мира, осторожно спускаясь по заляпанным мелом ступенькам. — Обещали заходить и ни разу не показались.

— Я собиралась, просто некогда, — Валя перестала красить перила.

— Напрасно. А мы инструмент привезли, могли бы у меня упражняться.

— Неужели самолетом пианино везли? — удивилась Катя.

Мира засмеялась:

— В самолет с таким багажом не пустят. Мы в клубе на время взяли. Там все равно без дела стоит и портится в холоде. А инструмент прекрасный, правда же, Валя?

— Очень хороший, — согласилась Валя.

— Девочки, у меня к вам просьба. Даже как-то неудобно говорить. — Мира действительно смутилась. — У меня квартира — просто ужас. Три года без побелки. Если бы вы согласились… — Она снова смутилась. — Просто не знаю, как бы я была благодарна… Но, может, с моей стороны это нетактично? Или вы согласны?

Валя тоже смутилась:

— Не знаю… Как девочки. Если они…

— Почему не побелить? Это же пустяки, — перебила ее Света Кириллова.

— Значит, согласны? Тогда давайте на завтра, — обрадовалась Мира. — Пока Женя в командировке, мы все сделаем. Он будет в восторге.

— Нет, завтра мы из этого подъезда уйдем, — сказала Валя. — Если белить, то сегодня вечером.

— Пожалуйста. Так я вас жду, девочки. Квартира пятнадцать. — И Мира, постукивая каблучками, убежала вверх, оставив на лестнице сладковатый запах духов.

Чтоб не толкаться всем у Миры, решили, что белить будут трое — Катя, Валя и Маша.

Квартира у Полуниных была двухкомнатная, хорошо обставленная, но уж очень запущенная. Потолки почернели, накат выцвел, подоконники облупились.

— Сто раз хотели ремонт делать — и все откладывали. Мне, Валюша, просто повезло с вами! — щебетала Мира, без толку суетясь по комнатам.

— А как же быть с накатом? Оставим стены белыми? — спросила Валя.

— А разве вы накат не делаете? Я думала, вы все умеете, — опечалилась Мира.

— Накат мы делаем, но… — Валя хотела сказать, что с накатом длинная морока, а время уже позднее.

— Прекрасно! — перебила Мира. — Тогда уж и окна покрасим, и двери. Кухню тоже можно маслом покрасить.

Девчонки переглянулись: вот так новость! Одно дело — побелить из краскопульта, другое мазать и красить. Но смелости отказаться у них не хватило.

Управились лишь к утру, Кухню выкрасили, накат навели, полы помыли, мебель расставили по местам. Мира была в восторге. Она оказалась существом, на удивленье, болтливым, и девчонки за ночь все на свете узнали о ней: что Женю своего она не любит, что замуж вышла назло какому-то дирижеру Вите, а теперь ужасно жалеет. Что здесь она умирает со скуки и умрет, если Женя не переведется в ее родной Воронеж, а если не переведется, она бросит его навсегда и уедет. Что детей она не хочет, так как дети связывают руки и орут по ночам. Еще она рассказала тысячу историй о своих соседях — кто с кем ссорится, кто кого к кому ревнует, у кого сколько денег на книжке, кто держит облигации трехпроцентного займа, какие снимает с них выигрыши, и много другой всякой чепухи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература