200 лет Екатерининскому Мытищинскому водопроводу

Традиционное чаепитие стало своеобразной визитной карточкой мытищинской округи. Известный русский поэт Н. М. Языков проезжал дилижансом с друзьями через село Большие Мытищи по пути в Троице-Сергиеву Лавру. И было, конечно же, чаепитие в Мытищах. Здесь и родился его экспромт — гимн знаменитой живительной мытищинской воде.

Отобедав сытной пищей,
Град Москва, водою нищий,
Знойной жаждой был томим;
Боги сжалились над ним.

Над долиной, где Мытищи,

Смеркла неба синева…
Вдруг удар громовой тучи
Грянул в дол — и ключ кипучий

Покатился… Пей. Москва!

1830 год

* * *

В 1870-х годах в селе Большие Мытищи жил Костя Коровин — будущий известный русский художник, оставивший нам и свои «Воспоминания». Константин Алексеевич Коровин (1861–1939) — живописец многогранного дарования. Известные его пейзажи, портреты современников, эскизы костюмов и декораций к театральным и оперным спектаклям.

К. А. Коровин соединял в себе блестящий пример двойного дарования — как живописец и писатель. Его детские впечатления о жизни в Мытищах читаются с такой подкупающей чистотой и естественностью, что оторваться jn текста невозможно. По его воспоминаниям, он с ранних лет «зачитывался книгами». Не прошло бесследно для К. А. Коровина и его личное знакомство и общение с Мельниковым-Печерским, Чеховым, Горьким, Буниным, Куприным и другим известным писателями.

Художник Сергей Щербатов так отзывался о Константине Коровине: «Трем предметам глубокой искренней своей любви Коровин оставался верен всю свою жизнь… а именно — России, искусству и природе». Это питало творческую суть его натуры и доставляло радость почитателям его таланта. Итак, «Константин Коровин вспоминает»:

«Уже прошла Николаевская железная дорога и окончена была до Троице-Сергия, а также построена была дорога и до Нижнего Новгорода. Так что ямщина была закончена. По этим дорогам уже редко кто ездил на лошадях: ямщина была не нужна… Значит, отец сказал: «Я разорен», потому что дело кончилось. Троицкую железную дорогу провели Мамонтов, и Чижов, друзья моего деда. Вскоре я с матерью переехал к бабушке, а потом оттуда переехали мы на Долгоруковскую улицу, в особняк фабриканта Збука[40] Кажется, хорошо не помню, отец мой был мировой судья. Большой двор был у дома Збука и большой сад с заборами, а дальше шли полянки. Еще не отстроена была хорошо Москва, Сущево. Вдали были видны фабричные трубы, и помню я, как на праздниках на эти полянки выходили рабочие, сначала молодые, потом постарше, друг перед другом кричали: «выходи», «отдай наше» и дрались друг с другом. Это называлось «стенка». До самого вечера слышался крик: то были игры-драки. Я много раз видел эти драки.

Мебель в особняк Збука была перевезена из нашего рогожского дома, который уже был продан. Но и эта жизнь в Москве была недолгой.