2000 метров над уровнем моря[= Аданешь]

Вскоре песок закончился, и мы вкатили на утес, на самом краю которого белела окруженная каменным забором вилла — дом адмирала. Хозяин, сияя белоснежной улыбкой, сам вышел встретить нас с распростертыми объятиями, видимо Аданешь успела позвонить ему из Асмары и предупредить о нашем визите. Это был высокий, крепко сложенный мужчина, одетый в белую форменную рубашку с коротким рукавом и белые брюки. Адмирал расцеловал Аданешь и пригласил нас в дом.

На открытой террасе, с которой открывался потрясающий вид на море, мы уселись в плетеные кресла, и адмирал принялся угощать нас вареными лобстерами и белым вином. У подножия утеса, возле небольшой пристани, были пришвартованы два катера и яхта. Чуть поодаль стоял на якоре сторожевой корабль.

Адмирал, которого Аданешь называла Гебре-Мариам, оказался очень разговорчивым. Он великолепно изъяснялся по-английски, а узнав, что я из Москвы, даже выдал несколько слов на русском. Несмотря на высокое звание, Гебре-Мариам был довольно молод — мне показалось, ему не больше сорока. Я почему-то даже подумал, что мне в его годы ни за что не стать генералом.

Наблюдая за тем, как Аданешь оживленно беседует с ним, как улыбается и даже строит глазки, я, грешным делом, подумал, уж нет ли чего между ними. В ту же секунду щемящая ревность гадкой скользкой змеей закралась мне в душу. Кровь забухала в висках, я перестал слышать, о чем они говорят, все окружающие звуки слились в один монотонный гул. Постепенно во мне начинала закипать слепая, беспричинная злоба. Я уже стал бросать в сторону адмирала недобрые взгляды, кулаки самопроизвольно сжались, но тут он неожиданно встал.

— Можете взять вон тот катер с зеленой полосой, — сказал он, показывая рукой в сторону пристани. — Ты, насколько я помню, легко управляешься с такими штуковинами, — обратился Гебре-Мариам к Аданешь.

— Я уже год на катере не каталась, — засмеялась девушка.

— Это наука нехитрая. Раз научившись, уже не позабудешь. Пойдемте.

Поняв, что мы уже уезжаем, я наспех допил вино из бокала и с тоской посмотрел на недоеденного лобстера. Когда еще мне доведется отведать такого диковинного рака?

Уже на пристани Гебре-Мариам дал последние наставления: где лучше оставить катер, к кому обратиться на острове за помощью. Два молоденьких матроса притащили из машины наши вещи и погрузили в катер.

— Ты уверена, что справишься? — спросил адмирал. — Может все-таки дать тебе в помощь людей.

— Уверена, — сказала Аданешь, подходя к нему и целуя в щеку. — Я же сказала, к этому делу категорически запрещено привлекать посторонних.

— А разве я посторонний? — нахмурился Гебре-Мариам.

— Ну, перестань! Ты же прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

Я молча слушал этот разговор, мысленно благодаря обоих, Гебре-Мариама и Аданешь — в высшей степени воспитанных людей, которые общались друг с другом на английском языке только лишь потому, что я стоял поблизости, ибо считали неприличным изъясняться в моем присутствии на непонятном мне наречии.

— А это тебе на всякий случай, — сказал адмирал, беря у одного из матросов черный рюкзак и передавая его Аданешь.

— Это то, что я думаю? — спросила та.

— Может, даже больше, — улыбнулся адмирал. — Ну, желаю удачи!

Аданешь уверенным движением запустила мотор, который мощно взревел, выпустив в воздух облачко сизоватого дыма. Гебре-Мариам отвязал веревку и бросил конец мне.

Медленно набирая ход, мы отплыли от берега. Аданешь обернулась и помахала адмиралу рукой, а потом резко дала по газам. Катер рванул вперед, высоко задрав нос. Я не удержался на ногах и упал на пол, туда, где в углу были сложены спасательные жилеты и круг. Аданешь расхохоталась. Я на четвереньках подполз к ней и, держась за скользкий хромированный поручень, встал рядом. Мы неслись по сверкающей миллионами бликов водной глади навстречу горизонту. Дом адмирала остался далеко позади, а немного левее из-за утеса показался город Массауа с небольшим портом и несколькими кораблями, стоящими на рейде. Прошло немного времени, и город исчез из виду, а корабли превратились в маленькие щетинистые щепочки. Аданешь стояла у штурвала, и лицо ее светилось счастьем. В эту минуту она напоминала маленького ребенка, которому впервые в жизни дали порулить.

Вскоре на горизонте показались несколько пологих островов, из которых один особенно выделялся своими внушительными размерами.

— Дахлак-Кебир, — сказала Аданешь, кивнув в сторону острова.

Как и советовал адмирал, мы обогнули остров с запада и пристали возле небольшой деревушки. У покосившегося, с позеленевшими от воды сваями, мостка одиноко покачивался на волнах большой деревянный катер с надписью «Афар» на борту. На берег тут же высыпала толпа грязных оборванных ребятишек, которые наперебой стали что-то кричать. Аданешь обратилась к одному из них, тому, что был постарше, и протянула пятибыровую купюру. Мальчишка сразу отобрал нескольких ребят и, построив, стал давать какие-то указания, а остальных грубо отогнал от пристани.