_2014_10_07_09_17_46_052

Молю тебя: возьми меня в придачу

Ко всем другим желаниям твоим.

…………………………………………

Недобрым «нет» не причиняй мне боли.

Желанья все в твоей сольются воле.

И вдогонку, через несколько дней, еще один.

Пусть я ничто во множестве несметном,

Но для тебя останусь я одним.

Для всех других я буду незаметным,

Но пусть тобою буду я любим.

Ты полюби сперва мое прозванье,

Тогда меня полюбишь. Я — желанье!*.

В Хогтон-Тауэре он часто думал о ней. В мечтах он видел в своем

счастливом и богатом доме жену, похожую на нее, и кучу детишек.

Но сейчас, когда еще нет ни дома, ни богатства, ни жены, его

влекли и другие любопытные глаза, подсматривающие за ним из-

за кухонной двери, другие руки, горячо обвивавшие его шею

* Шекспир У. Сонеты 135 и 136 (пер. С. Маршака).

Стихи построены на игре слов. Сокращенное имя поэта Will (от William —

Уильям) пишется и звучит так же, как слово «воля», «желание» (прим. автора).

176

ЧАСТЬ II. ГЛАВА V

в комнатах прислуги и на стогах за усадьбой, сулившие ему ничем

не обремененную страсть.

Жизнь в поместье была для Уильяма праздником. Свои обязан-

ности и то, что ему поручалось, он исполнял играючи, привнося

во все неожиданные, свежие и яркие краски к всеобщему удоволь-

ствию. Оказываясь за пределами этого благополучия, он попадал

в свой прежний мир. Несколько раз в течение полутора лет своей

службы у Хогтона он побывал в Стратфорде. На первый взгляд, все было по-прежнему. Он встречался с родными и друзьями, на-

ведывался к Энн, часами говорил с Виолой. Она тоже изменилась.

Не светилась, как прежде, стала тихой, слишком тихой. Провожая

его в последний раз, она, казалось, хотела что-то сказать, но

только покачала головой и улыбнулась. Улыбка гримасой натяну-

лась на лице, словно маска. Уилл был расстроен, но остаться и по-

терять место он не мог. Еще и потому, что помимо своих прямых

обязанностей, он уже принимал участие в представлениях и ми-

стериях, которые давала труппа «Слуг лорда Стрейнджа» в домаш-

нем театре Хогтон-Тауэра. Иногда они даже давали представления

на подмостках во дворах гостиниц Ланкашира. Благодаря покро-

вительству сэра Хогтона и лорда Стрейнджа — графа Дерби — те-

атральная жизнь графства была яркой и разнообразной. Сэр

Александр Хогтон любил собирать гостей в своем доме. Испове-

дуя одну веру, эти приверженцы отцовских традиций сохраняли

свой мир таким, в каком жили всегда. Домашние театры были не-

отъемлемой его частью. Начав с рождественских мистерий, разыгрываемых вместе с детьми Александра, Уилл вовлекся в со-

чинение сказочных пьес. Вскоре хозяин дома с гордостью охот-

ника демонстрировал гостям свой новый трофей — автора

и актера при своем дворе, молодого Уильяма Шакспира. Лорд

Стрейндж, граф Дерби, держатель труппы «Слуг лорда Стрейнджа», не преминул «заимствовать» молодого актера у Хогтона для своих

званых вечеров. Так Уильям из домашнего автора пьес для господ-

ских детей стал своим человеком в труппе и участником представ-

лений для публики.

В Хогтон-Тауэре он имел возможность присутствовать при бе-

седах гостей и, разделяя верования и настроения этих людей, вошел в круг ланкаширского общества. В доме велись разговоры

о новых порядках, о старой вере, о достоинстве и чести, о вы-

177

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

боре, решимости и воле Божьей. О новой вере высказывались

так, что порой даже дерзкие уши Уилла краснели от услышан-

ного. В происходящем вокруг, казалось, все было соткано из

одних противоречий. Он хотел понять, отчего в одних устах зна-

комые с детства постулаты и догмы звучат убедительно, а в дру-

гих — слабо и шатко. В библиотеке Хогтон-Тауэра Уилл

обнаружил «Хроники» Холла — труд, который произвел на него

сильное впечатление столь откровенно проявленной нетерпи-

мостью. Автор был великолепен в, казалось бы, искренней сер-

дечной любви к родной земле и людям, населявшим «Сей мир

особый, дивный сей алмаз в серебряной оправе океана»*, но

желчная ненависть, с которой он клеймил «староверцев», застав-

ляла усомниться в его человеколюбии. «Какое лицемерие!» —

думал Уильям. Он оставил пометки на полях «Хроник», где раз-

мышлял о лицемерии и лицедействе, намереваясь вернуться

к ним позже. Не пришлось.

16 июля 1581 года миссионер Эдмунд Кэмпион, гостивший в Хог-

тон-Тауэре весной, был арестован. 31 июля его пытали в Тауэре.

Сэр Хогтон получил весть об этом в начале августа. Он понял —

это конец его собственного дома. Третьего августа 1581 года он

написал завещание, в котором среди многочисленных распоря-

жений оставлял Уильяму 40 шиллингов годовых. Тогда же он по-