Я отпустила штору и прислонилась к стене, закрыла глаза. У меня в голове проносились все эти два
года. Вспышками, картинками и обрывками. Голоса детей, их смех и слёзы, прикосновения, запах.
Какие-то фрагменты, которые я считала, что забыла или они незначительные. Память впрыскивает
мне яд воспоминаний бешеными дозами, без передышки. Я сказала Руслану, что ненавижу его, но
это ложь. Я бы никогда не смогла его ненавидеть. Я ненавижу себя. За то, что оставила их там одних.
По сути ни ради чего и ни ради кого. Ему не нужно было мое присутствие здесь, и он дал мне это
понять с первого же дня, а я упрямо продолжала оставаться и не почувствовала, что там что-то не
так. Поверила матери. Слишком была занята своей личной жизнью, а она не стоит и гроша
ломанного без детей.
И нет слёз, нет голоса кричать и плакать. Истерика внутри оглушительная и дикая, я беспрерывно
лечу вниз в пропасть. Падаю и падаю, со свистом адреналина в ушах и бешеным биением сердца. А
может это укол, который сделала эта белокурая женщина? Притупляет боль и панику. Я не
запомнила ее имени и даже не слышала, о чем она говорила со мной. Я только видела снова и снова
медленно падающую Надю с широко распахнутыми глазами, бьющуюся посуду, опрокинутые
чашки. Она оседала на землю, а я вначале бросилась к ней, потом заметила несколько фотографий, выпавших из конверта и снова к ней. Только взгляд застывший увидела и все поняла - я уже ничем
не помогу. Жуткое понимание и в чем-то циничное. Смотрела ей в глаза и медленно подняла один из
снимков. Именно с этого момента я начала падать и это паническое ощущение падения не отпускает
ни на секунду даже сейчас. Говорят, что падая с головокружительной высоты человек умирает от
разрыва сердца в большинстве случаев потому что это жутко. Слишком жутко чтобы выдержать, и я
нахожусь в этом состоянии уже несколько часов. Мне так страшно, что ни одной мысли нет в голове
кроме истерических воплей, которые так и не сорвались с губ.
Каждый реагирует по-разному и если я раньше считала, что случись что-то с детьми я с ума сойду и
буду биться в истерике, то реальность страшнее всего, что можно себе представить. Нет истерики, она клокочет внутри, а я сама в каком-то парализующем и заторможенном ступоре. Я не помню, как
набирала Руслана, даже не помню, как он приехал. Смотрела на снимки и понимала, что меня
разрывает на части. Я умираю от ужаса и у меня нет сил пошевелить даже пальцами или моргнуть.
Он что-то говорит, а мне хочется, чтобы замолчал. Перестал. Пусть уйдет и оставит меня одну с
этими снимками. Пусть все куда-нибудь уйдут и не трогают меня, не прикасаются ко мне.
Мне не было больно, еще не пришло осознание масштаба происходящего, я просто застыла изнутри.
Какое-то онемение, как обморожении. Руслан трогает мои пальцы, а я не чувствую его
прикосновений. Точнее чувствую, но как через слой материи и голос его сводит с ума. Пусть
замолчит. Мне невыносимо слышать каждое его слово. Живой упрек мне в том, что на какое-то
время стал важнее самого дорогого в жизни женщины.
Лишь сейчас я поняла, что именно сказала ему. Нет я не жалею. Так и есть. Это правда – всем было
бы лучше если бы он не возвращался. Я научилась к тому времени жить без него. А сейчас…я уже не
знаю живу ли я. Лицемерие, ложь и смерть повсюду. Нет никакой уверенности в завтрашнем дне, даже в следующей минуте.
Я была счастлива настолько, насколько может быть счастлива женщина, но у каждого счастья есть
свой срок годности и моё изначально оказалось просроченным. Глупо верить, что человек может
расстаться со своим прошлым и измениться. Люди не меняются, они надевают маску, подстраиваясь
под обстоятельства и заставляя тебя верить, что это и есть их настоящее лицо. Пока вдруг
неожиданно эта маска не раскалывается на части, и ты с ужасом понимаешь, что рядом с тобой всё
это время находился совершенно чужой человек, а вся ваша совместная жизнь сплошная ложь и
бутафория.
Он обещает вернуть детей, а я смеюсь про себя. Хохочу истерическим смехом и плачу – нет не
верю. Ни единому его слову не верю и в то же время я обязана поверить иначе сойду с ума. Иначе
каждый раз, закрывая глаза, я буду видеть своих детей связанными в каком-то жутком подвале и
прокручивать в голове, что с ними там делают. И это самая ужасная пытка. Нет ничего страшнее
воображения, которое рисует такое, от чего кровь стынет в жилах. Я не знаю, как сходят с ума. Вряд
ли есть какие-то критерии. Но то, что со мной далеко не все в порядке, я прекрасно понимаю. Хотя
бы потому что мне хочется причинить себе боль, чтобы перестать падать. Биться головой о стены
или спрыгнуть с крыши дома. Что угодно, чтобы заставить замолчать в голове голоса детей.
Я ударила кулаком по стене, еще и еще до боли в пальцах. Только бы их там не трогали, только бы
не навредили. Это меня Бог наказал за все мои грехи. За Сережу, за измены, за предательство.
Забирая самое дорогое, показывая, кого именно в этой жизни страшней всего потерять. После какой
потери женщина никогда больше не оправится. И любовь к мужчине в сравнении с этим ничто какой
бы сильной она не была.