2024-й

К нам приблизилась Алёна, рослая, с подчеркнуто прямыми плечами, уверенная. В руках уже откупоренная бутылка с яркой наклейкой.

— Коньяк? — спросила она. — Жаль, не самый лучший…

Скопа отмахнулся:

— Главное не что, а с кем. Ты что такая встревоженная?

— Работа, — объяснила она. — Пластическая хирургия развивается стремительно, я себя постоянно с ужасом спрашиваю, до каких пор можно вмешиваться в человеческое тело…

— И что? — спросил Скопа с интересом.

Она ответила серьезно:

— Не нахожу ответа.

Скопа зевнул, потянулся до хруста костей.

— А зачем искать? Будущее покажет. Эволюция лишнее отметет.

— Эволюция работает медленно, — заметила она. — У нас нет миллионов лет в запасе. Уже через десять-двадцать лет возможности по перестройке тела будут такими, что мама не горюй! Не то что мать родная, сам себя не узнаешь…

К нам подсел ближе Тимур, подставил рюмку. Алёна налила ему «с горкой», так что Тимур едва-едва донес до рта, не пролив на пол.

— Особенно, — заметил Скопа, — когда и сознание начнем перестраивать.

— Уже перестраиваем, — уточнил педантичный Тимур. — Как будто ты еще можешь жить без модафинила!

Я чувствовал нарастающее раздражение.

— И что, — спросил я громко, — мы в самом деле хотим войти в сингулярность? Все еще хотим?

На меня начали оглядываться сперва в недоумении, но увидели мое злое лицо, стихли, только Тимур развел руками.

— Володя, — сказал он, — ты чего?

— А ты не видишь? — спросил я раздраженно. — Раньше человеческий род безжалостно выпалывали от больных и слабых пещерные медведи, саблезубые тигры, гигантские волки…

— Судя по фильмам, — добавил он с самым серьезным видом, — и динозавры.

— Но ту фигнячую мелочь мы перебили, — сказал я. — Теперь нами занялись крутые рейд-боссы. Семь тысяч телеканалов круглосуточно крутят три миллиона фильмов и постоянно пополняемые сериалы! Выпалывают куда беспощаднее, не так ли?

Он почесал голову, признался:

— Так. Только самые-самые могут выстоять. Им новостного инета достаточно, остальные гибнут, хотя тела еще ходят, жрут и срут, кислород расходуют. Я с тобой согласен. Полностью! Но я уже не могу отказаться от такого комфорта. Я нормальный, а не подвижник какой сдвинутый.

— А что, — спросил я, — в комфорте нельзя вкалывать?

— Трудно, — признался он. — Человек должен малость голодать, чтобы творить великое. А сейчас, когда жрем и жрем от пуза, но не толстеем… это же сказка!

Я сказал с тоскливой злостью:

— Выходит, и мы влипли? И не видать нам сингулярности?

Тимур огляделся, помахал рукой Гулько:

— Иди сюда, брюшное!

— Иду, — отозвался Гулько. Он опустил задницу в подкатившееся кресло, осведомился: — А почему брюшное?

— Не животным же называть, — буркнул Тимур. — Хотя живот у тебя ой-ой!.. Не думал желудок урезать?.. Теперь даже надрезы на брюхе не делают.

— А как тогда?

Тимур пожал плечами:

— Кому как. Одним через жопу, если хорошо разработанная, ну ты понимаешь, другим через глотку…

— Тоже через разработанную?

— Этим можно и так, хотя через разработанную лучше. Всего четыре минуты сама операция, полчаса выжидаешь в приемной и… топай домой.

Гулько покачал головой:

— Нет.

— Почему?

— Пусть хоть что-то будет мешать, — сказал он. — Когда толстею, перестаю жрать пару дней. А то и больше. Ну да, муки голода, зато просыпаюсь. И не забываю, как ты, про сингулярность.

Глава 8

Скопа перестал дергать Лору за клитор, она с красными, как алые маки, щеками убежала готовить кофе, а он цапнул со стола фужер с шампанским и тоже пересел к нам.

Василий Петрович заговорил с ним о твердолобых в конгрессе, уже в шестой раз пытаются принять закон, ограничивающий модификацию человека. Против яростно выступают всяческие правозащитники, симпатии населения на их стороне, это естественно, как при всяком протесте против власти, тут уж неважно, права власть или нет.

Изменения в обществе благодаря техническим новинкам возрастают, и законы не успевают, как совсем недавно возникновение Интернета практически обрушило всю систему авторского права. Но даже защитники всяческих прав понимают, что какой-то контроль за модификантами должен быть. Ни к черту, когда из темноты выскакивает яростно рычащий тигр, бросается на тебя… и пробегает мимо. За такие шалости подростка вообще-то надо сажать в тюрьму, и неважно, случился с человеком сердечный приступ от испуга или нет.

Но когда появилась хлесткая статья, что, дескать, запретят даже пирсинг и любое изменение лица, то противников запрета на модификацию убавилось, хотя в законе шла речь всего лишь о контроле над модификацией, над установлением четких границ, через которые ни-ни.