2024-й

— Наступит сингулярность, — сказал я. — И все переменится.

— Когда?

— Скоро, — ответил я. — Все говорят о тридцатом годе.

Я добавил газу, мотор взревел, машина успела проскочить на желтый за долю секунды до того, как загорелся красный. Надеюсь, камеры не покажут чрезмерную выше чрезмерного, в смысле, штраф налагают на тех, кто превысил на десять выше разрешенной, а я обычно ухитряюсь держать на восемь-девять.

Алёна искоса взглянула на мое довольное лицо.

— А что, — спросила она нейтрально, — ты в это веришь?

— В сингулярность?

— В сроки.

Я помрачнел, Алёна не просто коснулась больного места, а стукнула по нему молотком. Всем нам приятно слышать приятные вещи, а неприятные… ну, понятно. И чем приятнее новость, тем приятнее и человек, ее рассказавший. Ну вот сказал кто-то из ученых, что бессмертие и сингулярность будут достигнуты в две тысячи пятидесятом, — мы все обрадовались. Затем пришел другой, тоже профессор и специалист, сказал, что бессмертия достигнем в две тысячи сороковом, то есть еще на десять лет раньше — мы возликовали.

Ну, а потом кто-то из ученой братии сказал, что бессмертия, сингулярности и всего-всего достигнем в две тысячи тридцатом. Это всех нас привело в восторг. Всего-то рукой подать! И с тех пор мы повторяем только эту цифру. Две тысячи тридцатый год — век сингулярности. Век полной победы над природой, век победы над всем-всем.

Две тысячи тридцатый — это потому, что двадцатый год называть просто неприлично. Ребенку видно, что в двадцатом будет все то же, что и в этом году. С мелкими улучшениями.

— Знаешь, — сказал я с досадой, — умеешь ты говорить гадости. Как-то даже неловко после этого просить тебя отсосать, дорога-то длинная…

Она улыбнулась:

— А мне это зачем?

— Да надо же тебя чем-то занять, — объяснил я. — Не фокусы же тебе показывать!

Она победно усмехнулась:

— Как видишь, шеф, я опередила. Своевременно приняла превентивные меры.

— С твоими превентивными, — пробурчал я, — у меня потенция не восстановится и там, в особняке Тимуровой подружки.

— Девочки постараются, — заверила она. — А так, конечно, мужчины вечно залетают в облака. Я провела коротенькую выборку по инету и увидела, что в скорую сингулярность верят восемьдесят три процента мужчин и семнадцать — женщин. Мужчины не хотят знать, что, если им хочется сингулярности как можно быстрее, вот прямо сейчас, она не случится раньше, чем может случиться.

Она рассуждала верно и строго, я слушал угрюмо и с неохотой. Да, конечно, все мы знаем по жизненному опыту, что все запланированное случается с ба-а-альшим опозданием. Стройки затягиваются, в смету никто не укладывается, и постоянно просят деньги еще и еще. Вот сейчас перескочили через мост, ничего вроде бы нового, три таких же моста есть выше по течению и столько же ниже. Но все-таки вместо года этот строили два, все деньги истратили в первый год, потом добавляли еще трижды, из-за чего в мэрии даже затеяли расследование…

Увы, сингулярности не будет в тридцатом году даже в случае, если бы все расчеты показали на тридцатый. Но к черту расчеты, когда имеем дело с желанием. Потому умом и я не жду бессмертия и сингулярности в тридцатом году, но если не умом, то…

— А когда человечество жило умом? — спросил я. — Даже то, что называем умом, всего лишь развитый инстинкт, который обслуживает наши глубинные рефлексы, темные и звериные…

Она помотала головой:

— Не подводи базу. Все равно сосать не буду. К сингулярности наверху отношение трезвое. Я имею не наш верх, где выше коры ничего нет, а верхушку общества. Это мы, ждущие ее в две тысячи тридцатом, посмеиваемся над прогнозами крупных ученых. Те говорят, что через три тысячи лет у человека срастутся на ноге большой и указательный пальцы или что через сто тысяч лет люди достигнут трехметрового роста. Да, хрень, понятно. А еще ученые!.. С другой стороны, наше правительство, да и не только наше, принимает планы по развитию инфраструктуры по пятидесятый год, планирует к сороковому году достичь такого-то объема нефти и газа, меди, угля… Это что, просчет? Непонимание реалий?

Она требовательно посмотрела на меня, и, хотя я занят был тем, что играл в шахматку, перестраиваясь из ряда в ряд и обгоняя менее расторопных, вынужденно подтвердил:

— На Западе тоже принимают похожие планы. И что, у них нет кучи советников, которые могли бы сказать: ребята, что за хрень, в тридцатом году мы уже станем энергетическими существами? Нам не нужны будут ни нефть, ни газ!.. Каждый из нас будет носить в себе термоядерный реактор… да что там этот примитивный термоядерный, сингуляр будет чем-то особым, намного-намного более продвинутым! Даже не можем и приблизительно вообразить, какими мы станем! Но, опять же, неужели в правительстве нет таких людей, которые понимают? Но если принимают планы по добыче нефти в пятидесятом году, то есть только два толкования. Либо все ученые, в том числе и занимающиеся сингулярностью, говорят, что она не случится в указанные оптимистами сроки, либо… нас надувают. Населению лучше не знать про грядущие страшные перемены.