2062 Исторические пророчества о будущем России

Человек не составляет исключения из всего животного царства: по приблизительному подсчету Вайтца, языки человеческие распадаются не менее как на шестьдесят семейств, а число языков доходит до девятисот пятидесяти пяти. Кроме того, каждый язык делится на наречия, а наречия на говоры. Подобным же образом дробится человечество и по религиям: шаманизм, таоизм, синтоизм, браманизм, буддизм, иудейство, магометанство, христианство. Каждая из этих религий снова распадается на секты. Например, христианство распалось в течение каких-нибудь девятнадцати веков на католичество, православие, грегорианство, несторианство, лютеранство, реформаторство и пр. Каждая из таких сект распадается на наших глазах еще на меньшие группы — согласия. Один наш русский народ за его историческую жизнь распался более чем на сто пятьдесят разных сект и согласий. Словом, куда бы мы ни посмотрели, видно бесконечное дробление, которому нет пределов. Подобным же образом и обычаи разных народов стремятся к такому разнообразию, которое далеко оставляет за собою самую пылкую человеческую фантазию. Для примера возьму похоронный обряд. Фантазия отдельного человека, при всем его желании, как я убедился на опыте, бессильна придумать более десяти-пятнадцати способов похорон. Между тем, собирая данные об обрядах, существующих у разных народов земного шара, я насчитал всего сорок различных способов, причем все-таки не решаюсь утверждать, что мне известны все похоронные обряды, когда-либо существовавшие на земле. Но надо добавить, что я не принимал в расчет различных деталей обрядов, которые различаются по местностям, а брал только их остов. Так, например, наш современный европейский обряд значится у меня «зарывание покойника в землю». Но если прибавить к нему различные детали, например: местоположение могилы (семь способов), положение покойника в могиле (шесть способов), устройство могилы, устройство гроба, различия в похоронах по полам, по возрастам, по социальному положению покойника, по временам года и проч., то количество комбинаций, вырастающих из одного обряда, надо считать сотнями. Из сопоставления между собою такого рода фактов нельзя не прийти к заключению, что стремление всего живущего к бесконечному разнообразию есть закон природы, являющийся результатом еще более общего закона, по которому в природе нет тождества, а есть только сходство.

На тот же закон указывает и математическая теория вероятностей. По этой теории каждое событие имеет свою вероятность, выражаемую дробью, у которой знаменатель — число всех возможных случаев, а числитель — число случаев благоприятных событию. Таким образом, вероятность вынуть из колоды карт, не глядя, короля червей выразится дробью 1/36, где 36 —число всех карт в колоде, а 1 — число червонных королей. Если бы мы захотели узнать, какова вероятность вынуть червонного короля два раза, т. е. рассчитать вероятность повторения того же самого события, то мы должны перемножить вероятность простых событий 1/36 х 1/36 = (1/36)2 = 1/1296. Подобным же образом вероятность вынуть короля три раза = (1/36)3 = 1/46656 и т. д., т. е. вероятность повторения одного и того же события уменьшается с огромной быстротой, приближаясь к нулю. Иными словами, теория вероятностей учит нас основному закону природы, по которому природа, предоставленная самой себе, неуправляемая волей человека, два раза повторяется очень редко, три раза еще реже, четыре — еще реже и т. д.

Попробуем теперь приложить теории вероятностей к возникновению у народов того или другого обычая. Возьмем же известный нам обычай плевать себе в случае страха на грудь, который мы нашли у двадцати семи народов народов. Хотя каждый из этих народов, предоставленный самому себе без постороннего совета, не легко пришел к такому странному обычаю, но мы предположим самое невыгодное для нас, что принять этот обычай было для него так же легко, как для нас взять из двух карт одну, нами задуманную, т. е. чтобы вероятность эта была сравнительно очень большая—1/2. Тогда сложная вероятность, чтобы тот же самый факт повторился двадцать семь раз, т. е. вероятность, чтобы двадцать народов остановились на одном и том же обычае, будет (1/2)27 = 1/134206648.

А эта вероятность совершенно такая же, как вынуть, не глядя, намеченную карту из колоды карт, которая будучи сложена, как обыкновенно, вплотную, заняла бы пространство в двести семьдесят семь верст. Какова же в таком случае вероятность, чтобы обычай левирата был самостоятельно принят у ста двадцати народов, а сказка про Золушку была сочинена триста сорок пять раз?

Вот почему нужно отвергнуть безусловно, как печальное заблуждение человеческого ума, гипотезу самостоятельного возникновения международных обычаев, которую Фридрих Ратцель называет «мнением психологическим», или generatio aequivoca, а французский фольклорист Жозеф Бедье «Теорией случайных совпадений», или «теорией случая», и перейти к теории «заимствований», или, как ее называет Ф. Ратцель, к «мнению географическому», как к несравненно более вероятному