2070 (СИ)

Узза тронула меня за руку, заставив вздрогнуть. Прохладные подушечки пальцев почти невесомо погладили мою ладонь, и я ощутил, как нечто мягкое и тёплое укутывает меня в прозрачный кокон, заглушая боль.

— Пойдём, Марк, — тихо произнесла Узза.

Я открыл глаза. Узнал улицу, соседнюю с той, где я жил, дом, в котором располагалась лучшая в округе пекарня, и заснеженную аллею в центре улицы. Узза вышла из машины, я последовал за ней. Мимо нас прошла Иная, окружённая десятком ребятишек лет десяти. Они что-то живо и весело рассказывали, перебивая друг друга. На нас внимания они не обратили.

— В моей квартире сейчас кто-то живёт? — спросил я. В окнах дома, мимо которого мы шли, я смог разглядеть Иных. — И есть ли у меня шанс когда-нибудь туда вернуться?

— Мы заняли только часть домов. Те, кто не вернётся на родину, а останется здесь следить за порядком, смогли выбрать себе квартиры. Но большая часть домов пока пустует. Туда мы поселим детей, когда те вырастут, и обитателей исправительных лагерей, которые не будут представлять для нас угрозу. По возможности, люди вернуться в свои квартиры. Что же касается тебя… — Узза замолкла. Ожидая ответа, я разглядывал, как снежинки мягко оседают на её волосах и длинных ресницах, задерживаются белёсой паутиной, а потом исчезают.

— Шансы есть. На самом деле, если бы не происшествие со взрывом, то через пару недель ты мог вернуться сюда. Я читала твои научные работы. Впечатляет. Тебе было бы позволено вернуться к работе в твоей лаборатории или же сменить поле деятельности, если бы ты этого захотел. Но сейчас всё сложно. Я в тебе не сомневаюсь, но некоторые мои соплеменники хотели бы ещё понаблюдать за тобой. И чем тише и послушнее ты будешь себя вести это время, тем больше шансов, что для тебя весь ужас закончится.

— А если они заподозрят, что к взрыву причастен я? — хрипло спросил я.

Мы зашли в мой двор. Сердце защемило от знакомого и родного вида. Глаза моментально отыскали три широких окна моей квартиры.

— Если твою невиновность не докажут, то тебя казнят. Меня, скорее всего, тоже, — ответила Узза. Она достала ключи от квартиры и отдала мне. — Поэтому я надеюсь, что ты искренен со мной.

— Вас за что? — недоумённо спросил я. Парадная дверь заскрипела. Когда вернусь, первым делом смажу петли.

— Я отвечаю за тебя. А с этим у нас всё строго. Возможно, поэтому мы смогли достичь таких высот. Для нас дисциплина не пустой звук.

Быстрым шагом мы поднялись на мой этаж. Ключ в моих руках дрожал, пока я пытался вставить его в замочную скважину. Узза стояла позади. Наконец, замок открылся, и я зашёл в прихожую. Здесь было очень пыльно и душно, но я наконец ощутил себя дома.

— Мне придётся зайти с тобой, — тихо произнесла Узза. — Запрещено оставлять вас без наблюдения вне лагеря.

— Конечно, — я кивнул. — Я всё понимаю, правда.

Узза прошла за мной в спальню. Стеллаж с книгами, комод и тумбочка возле кровати были покрыты толстым слоем пыли, в горшке на подоконнике засохший цветок, на столе лежала раскрытая книга, которую я не успел дочитать.

— Если хочешь, можешь взять пару вещей с собой, — сообщила Узза. — Только что-то не очень крупное и по-настоящему ценное. И лучше, если никто об этом не узнает.

— Тогда мне ничего не нужно, — резко произнёс я. Осмотрелся и пошёл в соседнюю комнату, где обустроил себе кабинет. — Раз об этом нельзя говорить, значит, у вас могут быть потом проблемы. Я переживу.

В кабинете было также пыльно и душно, как и в спальне. Я подошёл к письменному столу и взял в руки фотографию родителей. Их последняя фотография. Улыбающиеся родители, позади них лайнер, оба машут мне, а отец свободной рукой обнимает маму за талию.

— Твои родители? — раздался голос Уззы. Я обернулся. Узза стояла позади меня и с грустью смотрела на фотографию.

— Да.

Я поставил фотографию обратно на стол. Перебрал лежащие в беспорядке листы с расчётами, набросками экспериментальной установки и черновиками новой статьи. Здесь всё до боли напоминало прежнюю жизнь. И в эту жизнь пути назад не было.

— Тебе нужно успокоиться, Марк, — предостерегающе произнесла Узза. — Твой браслет не стабилен, а эмоции могут запустить режим наказания.

— Простите, — прошептал я.

Я обошёл стол и сел в своё любимое кресло. Приглашающим жестом предложил Уззе устроиться на диване.

— Как долго мы можем здесь пробыть? — спросил я через какое-то время.

— Три часа максимум, — ответила Узза. — На большее тебе пока рассчитывать нельзя.

Я кивнул. Достал из ящика журнал с последними данными, которые так и не успел проанализировать. Тогда я только начал собирать новую установку, и результаты были не очень обнадёживающими. Было что-то успокаивающее в привычном нахождении погрешностей. Узза не вмешивалась, и я был благодарен ей за это.

Когда время подошло к концу, Узза произнесла:

— Ты спрашивал, сможешь ли ты сюда вернуться. — Я напрягся. Сердце бешено застучало, а перед глазами всё начало расплываться. Я глубоко вдохнул, пытаясь удержаться в сознании. — А что ты скажешь, если у тебя появится возможность вообще покинуть Землю?