2070 (СИ)

— Нет. Ваш советский союз повторять мы не будем. Невозможно быть равными и одинаковыми, ведь вы не клоны. Мы изучим способность каждого ребёнка и в зависимости от результатов разделим их. Кому-то уготована судьба космонавтов, учёных и политиков. А кто-то должен быть простым рабочим, поваром или воспитателем. Каждый будет на своём месте, каждый будет приносить пользу, а, значит, ваша планета будет процветать.

— А если человек не хочет быть учёным? Может, он с детства бредил карьерой актёра?

— Эта профессия не несёт в себе никакой пользы, — покачала головой Узза. — Поэтому подобные желания будут подавляться. Дети непостоянны, Марк. Даже на моей планете некоторых детей приходится силой заставлять выполнять своё предназначение. Сейчас ребёнок хочет быть актёром, — Узза поморщилась, — завтра учителем, а после завтра разводить лошадей. Если потакать его желаниям, то он будет знать всего понемногу, и пользы от него будет мало. Но если с детства он будет нацелен на достижение своей профессии, то к двадцати годам он станет профессионалом и не будет отвлекаться на посторонние занятия.

— Неужели это возможно? — покачал я головой. Мы выехали на мост, и мой взгляд зацепился за застывшие во льду небольшие катера, на которых летом постоянно катались туристы, праздновали выпускные школьники или отмечали свадьбы. Мне стало тоскливо.

— Разумеется. Наша психология на сотни лет опережает вашу, поэтому определить специализацию, наиболее походящую каждому ребёнку, мы можем за три или четыре месяца работы с ним.

— А как же родители? Вы не берёте в расчёт их влияние на ребёнка.

— Родители? — Узза вздрогнула. Машина вильнула, и Иная резко затормозила. Нас толкнуло вперёд, и ремни безопасности неприятно впились в тело. — А кто говорит, что у них будут родители? — Узза снова завела машину. — После рождения дети будут изыматься. Родителям будет позволено навещать их раз в неделю в интернатах, а после выпуска родители и дети смогут уже свободно общаться. Всё не так страшно, как тебе кажется. Следующее поколение уже не будет понимать, что что-то не так. Им не нужны будут родители, а родителям не нужны будут дети.

— И на вашей планете это работает?

— На нашей планете, — Узза задумалась, — всё несколько иначе. Но да, родителей у нас нет. А где твои родители, Марк?

Этот вопрос застал меня врасплох. Рассказывать кому бы то ни было о родителях мне не хотелось.

— Марк, — настойчиво произнесла Узза, — ответь. На твои вопросы я отвечаю, хотя и не должна. Мне действительно нужно знать. Я не смогла их найти…

— Они погибли, — резко перебил её. Мерзкий комок застрял в горле, и голос сорвался. Быстро заморгал, чтобы не позволить себе расплакаться. — Три года назад. Я тогда выиграл грант, получил большую сумму денег, которую мог потратить на личные нужды. И решил устроить им кругосветное путешествие, они давно хотели побывать в других странах. Выбрал самую лучшую фирму, их лайнеры пользовались популярностью. Ни одной аварии или крушения, комфортные каюты и интересный маршрут. Первую неделю всё было прекрасно, а потом… — я сглотнул. Браслет начал медленно мигать красным, и Узза, встревоженная этим, остановила машину, — потом случился взрыв. Кто-то не очень умный решил провезти несколько тонн взрывоопасного вещества на пассажирском судне. Выживших не было.

— Мне жаль, — медленно произнесла Узза.

Я кивнул, зажмурил глаза и откинул голову на спинку сидения. Смерть родителей стала для меня ударом. На похороны я не смог прийти. Не нашёл в себе силы увидеть огромную братскую могилу и могильную плиту с десятками имён. Взрыв был такой силы, что тела невозможно было доставить на родину и похоронить со всеми почестями, поэтому в могилу люди положили фотографии, какие-то личные вещи своих родных, записки. Я заставил себя прийти на кладбище через неделю, вусмерть пьяный. Нашёл имена родителей в левой нижней части плиты и просидел всю ночь, задыхаясь от рыданий. Никто меня не осуждал и не прогонял. Смотритель кладбища принёс мне тёплый плед и термос с чаем и сообщил, что, если мне что-то нужно, я могу обратиться к нему. Я кивнул, и он оставил меня одного. Возле могилы на земле сидели и другие, кто потерял родных в том крушении. Кто-то рыдал, кто-то молча смотрел на могильную плиту, некоторые тихо вели разговоры. Даже в Раю случаются трагичные события. Тот год я провёл как в тумане, с утра до ночи проводя в своей лаборатории. Работа отвлекала от боли, а долгая и муторная обработка экспериментальных данных позволяла не думать о том, что теперь я остался один, совсем один. Немногочисленные родственники не особо стремились поддерживать со мной контакт, кроме далёкого дядюшки, того самого, что приобрёл квартиру в элитном комплексе. В мае дядя написал, что отправляется в уединённую поездку для достижения внутренней гармонии и не будет на связи несколько месяцев. Больше я о нём ничего не слышал.