21.12

— Что происходит? — спросила Чель, когда Стэнтон спустился к ней. Ей сразу бросился в глаза его до крайности утомленный вид. Они впервые могли поговорить с глазу на глаз с той ночи, когда она призналась ему в обмане и они вместе посетили дом Гутьерреса. Но какими бы трудными ни выдались последние дни для самой Чель, это не шло ни в какое сравнение с тем, что она прочитала на лице Стэнтона.

Они перебрались под крышу южного павильона и сели за стол, поверх которого была инкрустирована шахматная доска. Стэнтон рассказал ей о гибели Тэйн и о последовавших за этим событиях.

— Я не должен был подвергать ее такому риску, — сокрушался он.

— Но вы ведь только хотели помочь больным людям. Если бы вам позволили применить антитела…

— Антитела оказались бесполезны! — Его голос был полон горечи. — Тесты не дали положительных результатов, но и в противном случае их сочли бы слишком опасными. Для меня нестерпимее всего думать, что ее смерть оказалась совершенно бессмысленной!

Чель, как никто другой сейчас, могла понять, что значило для профессионала быть лишенным доступа к любимой работе. Но ее собственный приговор хотя бы отсрочили, и именно благодаря ему. Она не знала способа дать ему второй шанс, какой предоставили ей с его помощью. И потому просто взяла Стэнтона за руку и сжала ее в своих ладонях.

Они просидели в молчании почти минуту, прежде чем она заговорила на другую волновавшую ее тему:

— Как я понимаю, наблюдение со спутников не дало никаких результатов?

— Я уже больше не часть системы. Думал, быть может, вам что-то сообщили из ЦКЗ, но, видимо, нет. А что нового у вас?

— Мы уже почти расшифровали кодекс. Надеюсь, что в последнем разделе будут новые географические подсказки, хотя мы опять столкнулись со сложностями в переводе.

— Позвольте мне помочь вам.

— В чем?

— В вашей работе.

Чель не смогла сдержать улыбки.

— У вас есть ученая степень лингвиста, о которой вы забыли упомянуть?

— Не смейтесь — я говорю серьезно. Процессы исследований похожи в любой научной сфере. Диагностировать проблему, найти элементы сходства с уже решенными и, отталкиваясь от этого, справиться с новой задачей. К тому же взгляд со стороны часто оказывается далеко не лишним.

До чего же странно — всего три дня назад ее будущее оказалось в его руках, а теперь судьба круто повернулась, и уже он пришел к ней за помощью. Неужели ему действительно больше нечем заняться? И что она вообще знает об этом человеке? Что Габриель Стэнтон, несомненно, незаурядный ученый, настоящий трудоголик, которого порой немного заносит. И больше, по сути, ничего. У них как-то еще не было случая открыть друг другу души за бокалом вина. Быть может, присмотревшись к Стэнтону поближе, она поймет, что ей не слишком нравится увиденное? И все же стоило помнить, что именно он дал ей шанс продолжать труд всей ее жизни, когда у него была веская причина не делать этого. Поэтому если сейчас в поддержке нуждался он, Чель не собиралась отталкивать его от себя. Нужно только постараться, чтобы в ЦКЗ не узнали об этом, когда они рано или поздно свяжутся с ней опять.

— Значит, свежий взгляд со стороны? Хорошо, давайте попробуем! — Чель склонилась ближе к Стэнтону. — Писец повествует об упадке города. Или по крайней мере опасается, что город ждет гибель. Приметы опасности он видит на центральной площади, во дворце, повсюду. Но по какой-то причине для него нет ничего хуже, чем культ нового божества Акабалама. Об этом боге мы ничего не знали прежде. Его олицетворяют обычные богомолы. И его ввели в пантеон как раз в тот исторический момент.

— Было ли для майя вообще это свойственно? Я имею в виду — создавать себе новых богов? — спросил Стэнтон, верно улавливая изначальную суть проблемы.

— О, богов у них было много десятков! И они постоянно находили для себя все новых. Когда Пактуль впервые слышит об Акабаламе, он лишь хочет побольше узнать о нем, чтобы начать поклоняться. Однако ближе к концу рукописи все указывает на то, что у автора появилась причина смертельно бояться этого нового божества.

— Что имеется в виду под смертельным страхом?

— Я привела почти буквальный перевод. Описывая свой ужас на языке древних майя, он использует самые сильные эпитеты. В частности, говорит о том, что боится нового бога сильнее смерти. Одна из фраз, которую нам удалось расшифровать, выглядит так:

«Это было нечто настолько жуткое, что страх перед этим я впитал с молоком матери».

Обдумывая услышанное, Стэнтон поднялся и подошел к перилам, ограждавшим протекающий по территории музея ручей.

— Значит, мы должны рассмотреть страхи, глубоко укоренившиеся в каждом из нас, — внезапно сказал он, поворачиваясь к Чель. — И здесь нам помогут мыши.

— При чем здесь мыши?

— Эти грызуны мало чего так боятся, как змей. Причем их не надо учить опасаться пресмыкающихся. Это у них на уровне инстинкта, заложено в ДНК, или, если угодно, впитано с молоком матери. Мы, впрочем, научились отключать этот страх, изменяя генетическую структуру зверьков.