21.12

Никогда до сей поры не испытывал я большего желания выпустить кровь из тела другого человека и вырвать ему из груди сердце. Вот если бы только сейчас в одном из проулков возникла потасовка, достаточно громкая, чтобы заглушить вопли Якомо! Я бы тогда голыми руками разорвал его на части, а потом похоронил так, чтобы никто и никогда не нашел его останков.

Но я не успел ничего сделать, когда люди на площади вдруг заволновались. Мимо нас провели окрашенных синей краской военнопленных — пятнадцать человек в колонне. Всех их привязали к длинному шесту, и каждый, кроме того, за обе руки и шею был связан с идущим впереди. Некоторые из них с трудом передвигались, ведь им несколько солнц подряд пришлось идти пешком. Были и такие, кто уже сейчас выглядел как мертвец.

Татуировки на торсе одного из плененных выдавали его высокое положение в обществе, и мне прежде ни разу не доводилось видеть знатного мужчину, который бы так боялся быть принесенным в жертву. Он кричал и извивался, понукаемый конвоем двигаться вперед, но при этом волочил ноги, поднимая за собой облако пыли. Даже по лицам сопровождавших его воинов я мог судить, что и они видели такое впервые. Полностью униженное достоинство! Только душевное расстройство могло довести этого высокородного человека до позорного отказа спокойно встретить то, что уготовила ему судьба!

И я пошел дальше мимо жадно глазевших на это зрелище торговцев, портных и чужих наложниц. Парная баня расположена на последнем этаже дворца. Это зал с куполообразной крышей на вершине башни, одно из самых потаенных святилищ для молитв и общения с богами. А потому сюда на пиры и для отправления других ритуалов собирался обычно только самый узкий круг людей, особо приближенных к Властителю.

Но когда я теперь вошел в сухую баню, то обнаружил правителя в полном одиночестве, чего на моей памяти не случалось уже тысячу солнц. У него было утомленное лицо, в котором при всем желании читалось меньше святости, чем когда-либо раньше. В зале не оказалось ни одного раба, ни одной из самых старых жен, готовых помочь, если бы ему что-нибудь понадобилось.

Властитель изрек:

— Я велел тебе прийти, Пактуль, чтобы ты своими глазами увидел приготовление пищи для великого пира и смог потом описать его в великих книгах для наших потомков на многие века вперед.

Я преклонил колени рядом с раскаленными углями, жар от которых казался невыносимым. Но приглашение в дворцовую парную — это величайшая честь, и я ничем не выдавал своих мучений. А потом осмелился заговорить сам: