21 интервью

Минчин: Здесь вы брали кассеты ваших фильмов, посмотреть на себя в молодости?

Федорова: Нет, зачем?! Это мое прошлое, чего ж я буду ковыряться в прошлом? Я не тот человек.

Минчин: Как вам удалось вырваться в Америку?

Федорова: Мне было лет 13, наверное, когда я начала задавать маме вопросы о моем отце. И она мне сказала, что папа был летчик и он погиб во время войны. Кстати, у нее был очень большой роман с летчиком, которого звали Иван, он жутко был в нее влюблен, и мама его очень любила, он разбился, действительно. Он во время войны, когда есть вообще было нечего, достал где-то утку к Рождеству и полетел к маме – и разбился. И если бы этого не случилось, меня бы не было, потому что мама рассказывала, что она его очень любила. Поэтому, когда она мне рассказала эту историю, это было не так далеко от правды, у нее в голове был этот летчик. Потом я стала опять истории слышать, что отец у меня был вроде американец, доносились отголоски их романа. И в один прекрасный вечер мама села со мной за стол и рассказала мне всю историю с моим отцом. Что произошло и за что ее действительно посадили. (До этого она говорила, что миллионы сажали, за анекдоты и так далее.) Я была жутко заинтересована и заинтригована и спросила: мама, а у тебя есть его фотография? Она сказала, что всё забрали и конфисковали. Я говорю, ну у тебя есть хоть что-нибудь посмотреть, как он выглядел? Она говорит: пойди на себя в зеркало посмотри.

…Я сказала: его же нужно найти. Мама ответила: Вика, меня за это в тюрьму посадили, я не хочу, чтобы у тебя такая же судьба была. Забудь о нем.

И это забылось на несколько лет. Потом приехала женщина одна из Америки, мама рассказала ей эту историю, и она сказала, что если это возможно, она попытается его найти. Звали ее Ирина Керк. У нее ушло 15 лет на это «попытаюсь». Но все-таки они нашли друг друга, пятнадцать лет на поиски… Хотя могло все это произойти и раньше. Ну, да ладно, видимо, так написано на роду, никуда не денешься.

В 1974 году я обратилась за визой к советским, после того как получила приглашение из Америки от своего папы.

Минчин: И?

Федорова: Вот она, я! (Улыбается.)

Минчин: Вик, ну я серьезно?

Федорова: Я тоже.

Минчин: «А из зала мне кричат: давай подробности!»

Федорова: Даже в 74-м – «либеральном» – году вырваться мне лично было очень трудно. Началось промывание мозгов, меня вызвали в «Мосфильм» на «заседание профкома» или как там это называется? И кагэбисты стали меня спрашивать: что происходит в нашей стране? Или: а что обсуждалось на XXV съезде коммунистической партии? Я говорю: а я-то откуда знаю? Они мне говорят: ну как же мы вас можем послать в Соединенные Штаты Америки, когда вы не знаете, что у вас в родной стране происходит? А если у вас там спросят, а что… Я говорю: я отца своего двадцать девять лет не видела, он меня обнимет, поцелует и скажет: Вика, а вот что произошло на XXV съезде КПСС, мне это очень важно знать. В общем, мне сказали, что я «неподкованная», морально неустойчивая, вы, говорят, не замужем, у вас есть любовник… Я говорю: а у вас нету? Их там человек 25 сидело. Короче говоря, их заведующий КГБ на «Мосфильме» мне прямо в лицо говорит: своего отца вы не увидите, как своих ушей. И у меня истерика началась. Я говорю, а кто вы такой, кто вам дал право говорить мне, увижу я своего отца или нет?! Я еду не как актриса, я не прошу отпустить меня как делегата вашей страны, я хочу увидеть своего отца. Вы тут сидите, гэбистские крысы на «Мосфильме», и мне говорите, что я не могу этого сделать, вы разрушили жизнь моей матери, а теперь еще и мне палки в колеса ставите!

Минчин: Так и сказали?

Федорова: О, я была жутко злая, я шла ва-банк. Повернулась и ушла. Позвонила из автомата корреспонденту «Нью-Йорк Таймс», а там уже знали, что у меня есть какая-то история, я представилась и попросила увидеться. И через двадцать минут они как пауки на меня набросились: «Нью-Йорк Таймс», «Лос-Анджелес Таймс», еще кто-то. Я дала пресс-конференцию для 20 газет дома, в квартире, где я жила с мамой. (У меня никогда отдельной квартиры не было.)

Недели через две меня опять вызвали, уже другой мужчина: «Ну, Виктория ну, зачем же нужно было вот так вот, сразу репортерам, в газеты, можно ж было и по-человечески»…