— Оставайся на месте! — продолжала между тем Ниночка. — Сейчас здесь будет охрана.
Вот, и охрану безо всяких там кнопочек и телефонов вызвала, не сходя с места. Явно по радиоканалу.
Я судорожно соображал, что тут можно предпринять. Квадрокоптер, разумеется, мне не брат и не сват, и мне нет до него никакого особого дела, тем более, до его проблем. Но ведь он проник сюда, чтобы вытащить меня, а это, знаете… В общем, я не мог допустить, чтобы кто-либо страдал из-за меня, пусть даже и глуповато-наивная жужжалка.
Я пытался сообразить, что тут можно поделать, однако, в голову ничего путного не приходило. Но тут, словно подарок судьбы, из-за поворота коридора вывалился Призрачный Гонщик: глаза страшные, вместо каски — стибренная у кого-то из медперсонала шапочка, больничная пижама на спине полыхает неистовым пламенем, руки врастопырку, будто на мотоцикле едет, а из оскаленного рта, различимого сквозь прорезь в маске гориллы, доносится рычание. За Гонщиком с огнетушителями неслись двое санитаров. Из сопел огнетушителей то и дело вырывались короткие струи пены, но Гонщик, петляя, ловко увертывался от них, благо опыта у него было хоть отбавляй. Пена клочьями повисала на стенах коридора, растениях, росших в больших пластиковых кашпо, на репродукциях картин и плакатах с различными мудреными напутствиями, развешанных по стенам широкого коридора. Доставалось и некоторым ни в чем неповинным больным, что испуганно жались к стенам.
Ниночка, разумеется, обернулась на шум. Просто не могла не обернуться, и я этим не преминул воспользоваться.
— Пожар! — гаркнул я, что было мочи, как самый натуральный сумасшедший. — Горим! Спасайся кто может! — и с разбегу врезался плечом в Ниночку.
Плечо тут же отозвалось резкой болью. Надо же, в этой «Ниночке» никак не меньше ста пятидесяти килограмм, если не все двести! И не мягкая она вовсе, а словно статуя, выкованная из чугуна.
Ниночка пошатнулась, ее повело в сторону. Но она бы обязательно устояла, не подвернись ей под ногу оброненный в суматохе кем-то из больных, возвращавшимся из туалетной комнаты, кусок мыла. Ниночка грациозно, на манер балерины взмахнула ногами и грохнулась на пол. Именно грохнулась, потому как шуму при этом она произвела не меньше, чем слон в посудной лавке: загремела по полу задетая ей и несколько помятая урна, со стены упали две картины, которые Ниночка смахнула в падении рукой и ногой, обиженно затрещал под ее тяжеловесной фигурой ламинат пола. А в довершение ко всему о ее изящную ножку споткнулся один из санитаров, преследующий Гонщика.
— Ох! — сказал санитар, падая на пол, и выпустил из рук огнетушитель.
— Бум-м! — сказал огнетушитель, опускаясь на голову Ниночки и выпуская пенную струю, то ли вместо извинений, то ли с перепугу.
Жестоко скажете вы. Несомненно, но разве я виноват, что так получилось? Меня самого даже передернуло от увиденного. Но вот для Ниночки, похоже, удар тяжелой железякой по голове оказался не более, чем укусом комара для обычного человека. Гневно отпихнув от себя ногой продолжавший источать пену заклинивший огнетушитель, Ниночка пригладила сбившуюся пышную прическу и попыталась подняться со скользкого пола, но с первого раза ей это не удалось. Для этого ей пришлось примерно с минуту повозиться в пене, дважды наступить на злосчастный кусок мыла и встать на карачки. Но при этом Ниночка сохраняла невозмутимый вид — другой бы на ее месте давно вышел из себя. Но к тому моменту, когда Ниночке удалось-таки привести себя в вертикальное положение, я уже несся по коридору к выходной двери из больницы, вопя что есть мочи: «Пожар! Спасайся кто может! Караул!»
В отделении между тем поднялась нешуточная суматоха. Меня, в принципе, здесь знали, как достаточно уравновешенную и здравомыслящую личность (если подобное вообще применимо к моему настоящему статусу), и уж если я пустился в панику, то это неспроста. К тому же коридор понемногу заволакивало дымной пеленой, из-за поворота коридора выпирала пена, и оттуда же доносились звуки какой-то непонятной возни, сопровождаемые рычанием, треском пола и стенных панелей, грохотом металла и приглушенной руганью санитаров. И тут уж переполошились не только больные, которым только дай к этому повод, но и персонал отделения. Коридор быстро наполнился толкотней, шумом и гамом. Все куда-то спешили, работая локтями, плечами и головами, протискивались сквозь стихийно образующиеся пробки, безуспешно пытались проскользнуть по стеночке, по которой их тут же едва не размазывала окончательно обезумевшая толпа.
Человек-паук безуспешно пытался закрепиться на стене, но это ему никак не удавалось, и он шлепался на головы возбужденных людей.
Лунтика почти затоптали, и он уже не бросался под ноги, а, поскуливая, пытался отползти в безопасное место — похоже, пошел на поправку. Вот что значит подобрать правильное лечение!